Камень третий. Дымчатый обсидиан

Макарова Ольга Андреевна

empty-line/>

Кан уже начал проваливаться в какой-то мутный, бредовый сон, когда кто-то коснулся его плеча, боязливо так, осторожно. И, выждав с минуту, уже более решительно потряс его за рукав.

«Занна…» — мелькнула мысль; мимолетная и яркая, как метеор, она быстро погасла. Заставив себя разлепить веки и поднять голову, ставшую вдруг такой тяжелой, Кангасск встретился взглядом с девочкой. Закутанная в мамину шаль, дочурка Занны смотрела на него с жалостью, той искренней и бескорыстной жалостью к незнакомцу, на которую способны только маленькие дети и святые старцы.

— Привет, —

сказал Кан, вымучив улыбку.

Девочка молча кивнула, протягивая Дэлэмэру пухлую флягу. И опять — ни слова.

Кан открутил крышку, поднес горлышко фляги к носу, вдохнул терпкий запах… Назариновая настойка, она, без всякого сомнения. Первая помощь тому, кто ослаб или заболел. Мерное дыхание морских волн, сотня встреченных закатов и восходов, песни южного ветра и огромная воля к жизни, даже больше, чем у северного первоцвета, — вот, что такое назарин. И, учитывая, что эта настойка проделала путешествие через полконтинента, чтобы попасть сюда, подарок Кану девчушка сделала царский: Занна вряд ли одобрит подобное расточительство.

Глоток крепкой настойки обжег горло, заставив Кангасска сорваться на кашель, горячим солнышком вспыхнул где-то в районе желудка… А потом осталось лишь блаженно закрыть глаза, чувствуя, как мягкими волнами расходится по телу тепло, как унимается дрожь, как дышать становится легче… Конечно, этого мало для выздоровления; не помешало бы еще провести несколько дней в тепле, с горячим травяным чаем за завтраком, обедом и ужином и спокойным сном. Назарин не добавляет сил сам по себе — он лишь открывает неприкосновенный запас, который есть у каждого, и позволяет зачерпнуть из него.

— Спасибо! — сердечно поблагодарил Кангасск девочку и протянул ей флягу. Но та выставила вперед обе ладошки и замотала головой, ясно показывая, что оставляет настойку Дэлэмэру.

— Тебя зовут Кангасси? — спросил он.

Снова лишь молчаливый кивок.

— Приятно познакомиться… — произнес Кан, стараясь не хрипеть; сейчас это давалось куда легче. И добавил: — А я Кангасск.

Ответом ему был доверчивый и радостный взгляд. «Жаль, что ты не можешь говорить,» — подумал Кан с легкой грустью. Вслух же спросил:

— Сколько тебе лет?

На этот раз Кангасси произнесла что-то, беззвучно, одними губами, но, видя, что собеседник ее не понимает, показала открытую ладошку: пять пальцев — пять лет…

Ветерок. Сырой, теплый, с запахом талого снега, он принес в мотив прозрачного утреннего сна таммарский танец и вихрь диадемовых лепестков. Занна проснулась с улыбкой, впервые за много лет. Однако, стоило ей осознать, что весенним воздухом сквозит из приоткрытой двери, а дочери нет в доме, как улыбка исчезла и светлая радость уступила место страху. «Он забрал ее!» — мелькнула мысль, бредовая, глупая, но оттого не менее жуткая. Вскочив с постели,

Занна метнулась к окну: Кангасси была во дворе — хвала Небесам! — и Дэлэмэр о чем-то говорил с ней.

Страх не оставил в душе места ни сомнениям, ни пониманию. Разницы между маленькой худощавой Занной и дикой чаргой, возомнившей, что у нее хотят забрать ребенка, в данный момент почти не было…

Дверь неприступной крепости распахнулась настежь, громко хлопнув о стену. И Ученик встал навстречу той, кого ждал все эти дни: Занна, в тонком халатике, обутая в мохнатые файзульские сапожищи, решительно направилась к нему. Кангасси, увидев маму в дурном расположении духа, испуганно вздрогнула и с надеждой посмотрела на Дэлэмэра. Тот кивнул девочке и вновь обратил взгляд к Занне. Спокойный, терпеливый взгляд.

— Быстро в дом… — на удивление сдержанно, но строго велела Занна дочери. — И закрой дверь.

Девочка не заставила маму повторять дважды — шустрой мышкой метнулась к крыльцу и взбежала по каменным ступенькам. Занна, разумеется, проводила ее взглядом, оставив за спиной седовласого чужака: сейчас важнее было убедиться, что дочери больше ничего не угрожает, а уж Дэлэмэр свое получит — пусть даже придется обратиться за помощью к файзулам…

…Плащ, тяжелый, подбитый мехом, лег ей на плечи. Он все еще хранил чужое тепло…

Медленно, словно во сне, Занна обернулась к Кангасску. Тот смотрел спокойно и выжидающе; когда человек, на которого ты злишься, спокоен, это раздражает еще больше, а если он еще и заботлив, то каждый жест кажется насмешкой.

— Забери это! — презрительно хмыкнула Занна.

Кангасск с места не тронулся, лишь отрицательно покачал головой. Тогда она бесцеремонно сбросила плащ на землю, вновь оставшись в тонком халатике, том самом, что накинула в спешке, выходя из дому. Такой не способен защитить даже от ветра.

«Гордая… — беззвучно усмехнувшись, подумал Кан. — Не хочешь выговаривать тому, чей плащ тебя греет…»

— Что тебе надо от моей дочери? — последовал суровый вопрос.

— Ничего, — ответил Кан ровным голосом и даже бесхитростно поинтересовался: — Почему она не говорит?

— Не твое дело! Не смей больше приближаться к ней! Понял?!

Кангасск не ответил; опустившись на колено, он поднял с земли плащ, встряхнул его от снега и вновь накинул Занне на плечи.

— Простынешь, — сказал он, — как я…

Возможно, не стоило этого делать; мелочь, конечно, но она переполнила чашу… Занна так и вспыхнула…

— Что ты строишь из себя, Дэлэмэр?! — со злостью проговорила она, сжав кулаки и подавшись вперед. — …Что, тебе есть дело до того, говорит моя дочь или нет?! заболею я или нет?!. Где ты был, герой всего Омниса, когда рушили мой город; когда убивали мою семью; когда я замуж вышла за того, кого ненавижу?!! Где…