Камень третий. Дымчатый обсидиан

Макарова Ольга Андреевна

— Какая разница…

— И все же…

Гасс усмехнулся и, не спеша, допил остатки супа через край миски.

— Мне двадцать один, — негромко, но с вызовом произнес он.

— Двадцать один? — Гиледа удивленно подняла бровь. — Прости, но не выглядишь ты на двадцать один год. Не думаю, что ты намного младше меня, а мне тридцать шесть.

— Угу, — рассмеялся Гасс. — Моему телу тридцать четыре, но мне двадцать один, — в глазах его мелькнул безумный и отчаянный огонек. — Мне двадцать один, и у меня тринадцатилетняя дочь. Вот ведь

бред, правда?

Он и сам не знал, что толкнуло его на подобную откровенность, но, видимо, наболело, а с незнакомым человеком говорить всегда проще… да и вино с непривычки здорово развязало язык.

— Не понимаю… — озадаченно покачала головой собеседница. Надо было отдать должное ее терпению: другая бы давно махнула рукой на подобные бредни.

— Человеку столько лет, сколько он помнит, — пространно пояснил Гасс. — У меня тринадцать лет выпали из жизни. Я остался таким, каким был, а был я юнцом двадцати одного года от роду. Вот такой бред. Если считаешь меня буйнопомешанным магом, просто пересядь за другой стол.

— Ты не похож на буйного мага, — покачала головой Гиль. — Ты выглядишь так, будто потерялся…

— В этом есть своя правда.

— Слушай, тебе ведь нужна комната?

Гасс прищурился и бесцеремонно выдал:

— Предлагаешь провести с тобой ночь?

— Ха! — задорно хохотнула воительница. — Если тебя что-то смущает, ночуй на улице. Или пей тут до утра с разбойником и гробокопателями.

— В общем, ответ твой — да, — подытожил Гасс. — И я согласен.

«Ну вот и приехали, — мысленно посмеялся он над собой. — Совсем, как отец…»

Печальные серые глаза в обрамлении пушистых ресниц… Темные волосы, мягкие, послушные, медным блеском отливающие на свету… Ласковые руки — даже не верится, что они могут держать меч и рубить насмерть… Голос, напоенный внутренним покоем, что бы она ни говорила…

Такая красивая, желанная, но такая чужая!.. Уж что-что, а безграничную влюбчивость и ветреный характер отца Кангасскнемершгхан не унаследовал. Ночь с Гиледой прошла сказочно; любой мужчина позавидует, сказав с досадой «Везучий, мерзавец! И что она в тебе нашла?..» Но просыпаться рядом с чужим человеком Ученику было тоскливо до боли, и уйти хотелось как можно скорее.

К сожалению, Гиледа проснулась раньше него, и Кангасску, стоя босиком на холодном полу и одеваясь (одежда, кажется, была еще холоднее), приходилось отвечать на ее попытки завязать разговор. Отвечал он односложно, хмуро и все гадал, хватит ли у него терпения на все это. Вопросы казались бессмысленными и вполне обычными (редкая женщина не поинтересуется, к примеру, что за бой наградил воина такими шрамами), но в глупость и наивность Сохраняющей Жизнь Кангасск верил слабо, начиная приходить к мысли, что и Гассом-то он ей назвался зря: взял бы лучше одно из неприметных провинциальных имен, чтобы даже намека на легендарную личность не осталось.

— …Все-таки, почему ты седой, Гасс? Что-то случилось или ты всегда был таким? — спросила Гиледа.

На этом терпение Кана закончилось.

Так уж вышло, что вся его злость на мир, на Занну и на самого себя досталась невиновному человеку. Впрочем, так бывает почти всегда…

— А почему ты затащила в постель первого встречного? — огрызнулся Ученик, передразнив ее вопрос. — Что-то случилось или… — однако, стоило ему встретиться глазами с Гиледой, как он осекся и ощутил болезненный укол совести.

Вздохнув, Ученик виновато уронил голову на грудь. Воистину, если бы Гиль сейчас наорала на него, обозвав всеми известными ругательствами Омниса, ему было бы легче. Но она молчала.

— Извини… — коротко бросил Кан и присел на край кровати.

— И давно ты такой злой? — спустя минуту спокойно спросила Гиледа.

— Не очень… — Кангасск пожал плечами. — Недели три назад я был куда лучше.

— Тебя бросила женщина, — закивала Гиль с пониманием.

— Не совсем… — с горькой усмешкой возразил он. — Если бы бросила!.. Она просто никогда не была моей.

— О Небеса… я скоро поверю, что тебе действительно двадцать один! — тихий смех Гиледы заставил улыбнуться и Кангасска. — В тридцать четыре ты не стал бы так переживать; с возрастом большинство людей становятся равнодушны к таким вещам, как это ни печально.

— Ты уж прости малолетнего идиота, — грустно пошутил Кан, — за все, что наговорил… Кстати, седой я потому, что магии хлебнул через край, вот и все.

— Тогда и я отвечу…

— Не надо…

— …Я позвала тебя потому, что мне было одиноко. В тебе есть что-то особенное, родное, что ли; просто удивительно встретить такого человека в дикой глуши на краю мира… Я ухожу туда, где вообще никого нет, Гасс. И ты последний, с кем мне было хорошо и спокойно. Мне будет что вспомнить.

— Погоди; куда-куда ты уходишь? — переспросил Ученик.

— За горы Фумо. Это мой Сапфировый Путь.

— Знать бы еще, что такое Сапфировый Путь…

— Я думала, ты знаешь… — кажется, Гиледу фраза Кангасска несколько удивила. — Ты ведь Сохраняющий Жизнь, как и я.

— Когда я успел тебе это сказать? Убей — не помню… — с досадой сказал Кан.

— Не говорил, — кивнула Гиледа. — Но нашу братию я везде узнаю, даром что ты носишь саблю вместо меча без гарды… Ты, должно быть, из тех, кто принял путь Сохраняющего Жизнь поздно, а не вырос при храме. Это не плохо, просто многих обычаев ты не знаешь. Сапфировый Путь — это поход туда, откуда нет возврата. В него отправляются не от хорошей жизни и без радости. В последний раз, я слышала, этим путем шел Сайнарнемершгхан со своей дочерью; они выбрали файзульские степи. Ну а я — дикие земли за горами Фумо.

— Так это что-то вроде ссылки? — нахмурился Кангасск.

— Похоже, — подумав, согласилась Гиль. — Разве что Сапфировый Путь — дело добровольное. Хотя… я иду потому, что не могу иначе. Не спрашивай меня о причине.

— Я первый раз слышу о «Сапфировом Пути», — ответил на это Кан, — но, похоже, я в него уже отправился: я тоже иду за горы Фумо. Почему, не спрашивай.

— Забавная превратность судьбы! — вскинув голову, хмыкнула Гиледа и добавила полушутя: — Ты уже согласился разделить со мной ложе, Гасс. Согласен ли разделить изгнание?