Камень третий. Дымчатый обсидиан
Шрифт:
Сенэй, Киррала и Ригон нашли своего городского друга в задумчивом настроении. К тому времени закатное солнце коснулось гор. Кан сидел на стремительно остывающем песке и, щурясь, смотрел на алые лучи, венчающие Пятую гору Кольца великолепной короной.
— Что грустишь, братишка? — спросила Киррала. Она всегда называла его так, а ее веселый и ласковый голосок во все времена заставлял хмурого Дэлэмэра улыбнуться.
— Не обращай внимания, — отмахнулся Кангасск, приняв беспечный вид, — так, всякие бестолковые предчувствия…
— О
— Если б я знал, — рассмеявшись, Кангасск развел руками.
…Сенэй на весь этот спектакль смотрел, нахмурившись и скрестив руки на груди: в отличие от Кирралы, он не одобрял подобных игр в беспечность… хотя и понимал, что сестра просто пытается утешить приунывшего парня.
— Твой камень сейчас мешает тебе, — бесцеремонно вступил в разговор Сенэй, когда терпение у него лопнуло.
— Харуспекс? — Кан с сомнением пожал плечами.
— Да, — внук Осаро оставался убийственно серьезен. Сейчас он казался старше Ригона, Кирралы и самого Кангасска на целую жизнь. — Это хитрый камень, и сейчас он не собирается помогать тебе. Поэтому… — он встретился с Кангасском взглядом и изрек: — Слушай арен, наррат… Спроси его о том, что тревожит тебя.
Кан перевел взгляд на истоптанный песок под ногами. Он не Нэй Каргилл, чтобы объявлять ерундой то, чего он просто не понимает, и у него нет оснований не верить Сенэю… но он понятия не имел, как выполнить то, о чем его сейчас просят.
Тем не менее, уступив трем настойчивым взглядам, Кан опустился на колени и коснулся ладонями песка. Тот ответил легкой прохладой: солнце, питавшее его жаром, уже почти скрылось за горами Кольца…
Некоторое время Кангасск внимательно прислушивался. В какой-то момент мир звуков разделился для него — и по одну сторону остались далекие голоса Странников в лагере, по другую — подвывания ветра. Но в этом не было ничего необычного… «Хитрый камень» же проявил себя с самой подлой стороны: словно в насмешку над всеми усилиями своего хозяина, выдал ему целую россыпь предсказаний… о том, что странные отметины на песке — след вараньего хвоста, и что птица кекуль, пролетевшая сейчас над лагерем, закончит свои дни в зубах этого самого варана не позже, чем через пять минут… Когда подобные мелкие, бесполезные предсказания посыпались градом, Кангасск сдался…
— Ничего… — виновато произнес он, поднявшись на ноги и взглянув в глаза внуку Осаро.
Тот промолчал. Так и не сказав ни слова, он развернулся и пошел в лагерь.
— Не расстраивайся, Кан, — подбодрил его простодушный Ригон и, коснувшись плеча друга, отправился догонять Сенэя. По пути в лагерь двоюродные братья отчаянно спорили о чем-то… А там среди монолитных стен уже светились первые Южные лихтовые огни…
Киррала печально улыбнулась Кангасску. Он опустил плечи, вздохнул… Добрую девушку, звавшую его братом, Кан совершенно не хотел расстраивать…
— Кира, милая, — сказал он с улыбкой, — иди в лагерь… А я… я побуду один, попробую
Кажется, она поверила. Или сделала вид, что поверила…
Истинная ночь вступала в свои права; тьма поглощала гигантские пространства, крала очертания… Подсвеченный Лихтами лагерь сиял, как маяк, в море непроглядного кулдаганского мрака. Если б не этот свет, Кангасск уже потерял бы всякое направление: он не Странник и не моряк, чтобы ориентироваться в ночи по звездам.
А ночь была безбрежна… это не тесная городская тьма, заполняющая пустоту меж стен, это настоящая ночь, когда небо — опрокинутая над головой чаша с яркими звездами, а на земле не видно дальше собственной руки.
В груди затрепетало настойчивое предчувствие, ясно говорившее о том, что нужно немедленно — лучше бегом — возвращаться в лагерь. Впервые Кангасск Дэлэмэр поступил вопреки холодному обсидиану: он остался…
— Парни, вы что, опять поссорились? — строго спросил Рауль, когда хмурые Ригон и Сенэй переступили порог дома и монолитная дверь хрустко захлопнулась за ними.
Братья, насупившись, посмотрели друг на друга.
— Мы разошлись во мнениях, — предельно дипломатично ответил Сенэй и, присев рядом с отцом, просто сменил тему: — А где все? — спросил он.
Дверь хлопнула снова, впустив в дом Кирралу. Ригон бросил на двоюродную сестру умоляющий взгляд; но она лишь пожала плечами и села напротив Сенэя. Ригон вздохнул и опустил голову.
— Тион и Лия — с другими детьми, в центре города; слушают сказания Маора… — ответила за Рауля Синна. — А Лиона с Невеллом ушли в пустыню — беседовать с ареном. Они хотели и вас взять с собой, но не дождались, — добавила она с укором.
— Вы в это время, ссорились, надо полагать, — вторил ей Рауль. — Вместо того, чтобы помочь… Нарраты…
Да, упрек был справедлив. Сенэй кивнул, признавая это.
…Рауль и Синна не были нарратами и, быть может, поэтому придавали дару семьи, принявшей их, особое значение. Будучи супругой или супругом человека, «беседующего с ареном», невозможно хотя бы раз не пожалеть о том, чего тебе не дано природой…
Пока мать Ригона и отец Сенэя и Кирралы сидели в доме, занятые изготовлением монолитного оружия (дело в это время рутинное для любого Странника), их дети должны были вершить саму судьбу Омниса, искать ответ на вопрос, который способен все изменить… быть там, среди голосов арена, вместе с Лионой и Невеллом… И вместо этого…
— Так. Вы сейчас помиритесь, парни, — непреклонным тоном заявил Рауль, — и вместе с Кирралой отправитесь туда, где должны быть.
Сенэй и Ригон покорно склонили головы; Киррала и вовсе покраснела до кончиков ушей.
Трое молодых нарратов уже откланялись и направились было к двери, как та, хрустя ареном, отошла в сторону: на пороге стояли Невелл и Лиона.
— Хорошо, что не пошли, — сказал молодежи Невелл. — Сегодня не наш день.
— Почему? — спросила Синна.