Каменная гостья
Шрифт:
Теперь она явственно слышала текст:
«Куди ви зібрались так пізно в дорогу, мій Річарде, добрий мій пане?» — «Моя королево, моліться ви Богу, то легше на серці вам стане». — «Ніч темна на морі, — пождіть хоч до рана, мій Річарде, добрий мій пане…»— На украинском? — растерялась Катя.
— А как же еще? — сделал привычно-понимающее лицо догнавший их Агапий. — Я ж вам говорил, Шевченко
— Опять Лесю! — возгласила Маша. — Все правильно! Опять Леся… Это баллада из ее пьесы «В пуще». Я читала ее еще в школе, когда писала то сочинение.
— И там есть герой Ричард. Рыцарь Ричард? — спросила Катя.
— Можно сказать и так. Рыцарь, и в то же время художник. Точнее, скульптор…
— А дом покровительствует Ричардам, художникам и скульпторам, — сказала Дображанская. — Дух дома мог читать эту пьесу?
— Теоретически мог. Раз Красицкий знал семью Леси, ее саму, у него собиралась редакция журнала, в котором печатались ее произведения. Рукопись вполне могла оказаться в его доме…
— А пасынок рабочего, окрестивший себя Ричардом, любил читать, — сказала Катя. — И отождествлял себя с героями романов. После смерти дух Ричарда прочел произведение о Ричарде и…
— …решил, что это тоже о нем! Ой, мамочки… — выдала Маша.
Достигнув пятого этажа, где обитал художник, Киевицы остановились в изумлении.
— Вы сказали, что нарисовали мой портрет… — выдохнула Катерина. — Один портрет.
Множественное число было б уместнее. Еще уместнее — словосочетание «великое множество». Картонки, бумажки и бумажечки, ватманы, обратные стороны старых плакатов и даже белые стены комнаты заполонила воинственная женская ипостась. Высокое и прекрасное тело Дображанской было заковано в доспехи, чело украшала корона, в руках Катерина сжимала меч и копье. Ее лицо было скрыто под забралом, но взглядом она походила на Орлеанскую деву — Жанну д’Арк, — ожидающую штурма Орлеана. На сказочную королеву-воительницу.
— Что за странный наряд? — спросила Катерина Михайловна.
— Не знаю. Так вы привиделись мне, когда я увидел вас в Замке…
— А вы уверены, что вам привиделась я? Ведь тут нет лица, — с сомнением спросила Катя.
— А ваша фигура? А взгляд? Его не перепутать ни с чьим.
— Как знать. — Катя подошла к окну, взяла с подоконника заточенный в целлофан портрет Леси в образе «скорбного рыцаря духа». — У Ричарда в пьесе была любимая девушка? — спросила она.
— Нет, — припомнила Маша. — Лишь некая прекрасная дама Каролина.
— Читай: королева, — кивнула Катя. — Рыцарь Ричард и его королева… Верный рыцарь, влюбившийся в прекрасную даму.
— Ты хочешь сказать, что Замок влюблен в Лесю? — недоверчиво охнула Маша. — Дом влюблен в писательницу? — такого младшая из Киевиц еще не слышала. — Но он даже не видел ее!
— Может, видел, может, и нет… Но он точно видел ее портрет. Этого совершенно достаточно. Влюбляться по портрету было в рыцарских романах таким же распространенным явлением, как для нас сейчас романы по интернету. Истинным трубадурам не обязательно лично лицезреть даму сердца, чтобы любить, прославлять, служить ей. Забавно… — Катерина отложила портрет. — Насколько я помню, Леся Украинка придерживалась крайних демократических взглядов. Вот вам и приют для творцов, вот и коммуналка… Леся ратовала за развитие украинской культуры, государства.
— И пьеса про Ричарда, и половина Лесиных стихотворений и пьес написаны о том, что лучше умереть, чем пожертвовать принципами! — отлично поняла Дображанскую Маша.
— Влюбленный дом-демократ, склонный к самоубийству. Дом, который скорее разрушится, чем впустит в себя бездушных буржуев! Неприступный замок девы-воина с нерушимыми принципами… Уж не знаю, как я объясню это Дмитрию Андреевичу, — закончила Катя. — Но у этого дома есть своя душа. Романтическая. Влюбленная. Человеческая. А значит, бессмертная.
Маша задумчиво оглядела многочисленные изображения дев в доспехах и рыцарских латах. Стоявший рядом сторож-художник, с охреневающим видом слушавший их разговор, подошел к ней:
— Ну как?
— Она похожа у вас на какую-то богиню-воина… — сказала Маша. — Кстати, Катя, ты так и не сказала тогда, чья статуя спустилась к таврам с неба? Афина или Артемида?
— Великая Мать. И не важно, как ее называть. Обе они — части ее. На деле они очень похожи — обе девственницы, обе воительницы… только одна повелевает войной, а вторая — охотой, одна покровительствует медицине, другая — магии. Одна возглавляла отряд амазонок, другая считается их божеством. По сути, они — одно. Как две статуи на фасаде «Маркиза», зеркально отображающие друг друга.
— Две статуи, — сказала Маша. — Но ведь разбилась только одна. Вторая осталась. А ее душа жива. Быстро на Саксаганского! Звони Даше, пусть она скажет Руслану, чтоб он ни в коем случае не возвращался домой…
Руслан открыл в дверь, вошел в пустую квартиру. На миг родной дом показался чужим, отчужденным. Его хозяин пришел сюда лишь для того, чтоб собрать вещи, — дом знал это и с укоризной смотрел на него. Было страшно холодно, как в нежилом помещении. Руслан не стал раздеваться — достал из шкафа сумку, бросил в нее белье, джинсы, пару свитеров, десяток дисков. Одежда тоже была холодной, и прикасаться к ней было неприятно.
Было неприятно… Едва он вошел сюда, его взяло в плен странное гнетущее чувство: вдруг расхотелось уезжать. Словно что-то привязывало к дому, тянуло назад, просило остаться, звало обратно неслышным голосом.
Он дотронулся до своих губ, и необъяснимая тоска отошла. Воспоминание о Даше было жарким, желанным. Да и в чем, собственно, дело? Он же не продает квартиру, в которой родился и вырос, просто уезжает на несколько дней с девушкой, которая нравится ему так сильно, что стоило подумать о ней — сразу захотелось снять куртку, вздохнуть полной грудью, закричать от радости. Всего часа два спустя они будут вместе — в ее постели…
Он действительно крикнул. Но взметнувшись к высокому потолку дореволюционного дома, возглас утратил радость — стал печальным, глухим. Стал чужим — будто кто-то вскрикнул с болью в ответ. Непонятная тоска скрутила живот. Тоска заполнила голову и грудь. Боль словно струилась по стенам.
Руслан вдруг вспомнил, что Даша взяла с него слово: он не придет сюда за вещами один, без нее. Вчера он объяснил глупую просьбу ее эмоциональностью, но сегодня подумал: она была права, лучше б они пришли сюда вместе.