Каменная гостья
Шрифт:
Взгляд упал на собственное отражение в зеркале: серая кожа, худые впалые щеки, темные круги под глазами. Паршивый портрет. Может, он заболел?
Почему ему стало так плохо?..
Воспоминание встало пред ним, встало как молчаливое привидение из глубин бездны, невозможное, пугающее, неумолимое. Оно стояло посреди комнаты и угрюмо смотрело на него; еще плохо различимое, оно обретало цвет и объем. А он смотрел прямо перед собой, страшась поверить в Нее… В свой вчерашний сон. Или не сон?.. Его губы, пах и живот разом вспомнили Ее… Поцелуй, зовущий вдаль за собой, тянущий в пропасть, на
Что, что там, на дне?
Нет, нет, это неправда, он должен идти, немедленно уйти отсюда, иначе… Он почувствовал, что воздух в комнате стал плотным, замедляющим каждое его движение, — показалось, что дом схватил и держит его! Голова закружилась, он понял, что сейчас упадет, и закричал во весь голос…
Даша Чуб сбросила Катин звонок, бросила спутнику:
— Мне нужно срочно позвонить!..
— Срочно? — с ледяной иронией повторил Демон.
И Даша вспомнила, что для тех, кто находится в Прошлом, время в Настоящем стоит, и сжала желание в кулаке, спрятала в карман телефон, невзирая на то, что сердце билось часто-часто, она не успела спросить, что нависло над Русланом, и возбужденное сознание выдумывало страшные картинки, одна нестерпимей другой.
Их экипаж так медленно трясся по киевской брусчатке, что Чуб чуть не повторила ошибку — чуть не сказала: «А можно быстрее?»… Но сдержалась. Насмешливость Демона имела над ней странную власть.
— Как бы медленно мы ни ехали, путешествуя по Прошлому, вы никогда не опоздаете ни на секунду, — прочел ее мысли он. — Насколько я понимаю, вы определились с выбором пути… Мы едем на Мариинско-Благовещенскую.
«Город сам дает мне подсказку? — понадеялась Даша. — Там меня ждет благая весть? Или благо — сам Руслан?»
Их экипаж свернул на будущую Саксаганского — низкорослую, застроенную небольшими одноэтажными домами, отгороженными от мира заборами и садами, не улицу, а пока еще небольшую деревню.
— Боюсь, покуда она не так хороша, как… — Демон щелкнул пальцами.
Лошади в их коляске испуганно заржали: мимо проскочил выпрыгнувший из другого года трамвай, улицу прочертили рельсы. Дома рванули к небу, выросли, раздались в плечах, украсились нарядной лепниной.
Даша приметила знакомую псевдоклассическую статую на крыше, точней вверху на фасаде, — благообразную даму с заломленными руками. Рядом с ней стояло еще три женские ипостаси в древнегреческих одеждах.
— Милосердие, Любовь, Медицина и Жизнь, — представил четыре аллегорических изображения Демон. — Дом построен в 1913 году для нужд общины сестер милосердия, основанной в Киеве вдовствующей императрицей Марией Федоровной.
Массивный серо-жемчужный дом в ренессансном стиле украшали два треугольных фронтона с барельефами, изображавшими сердобольных греческих дам, склоняющихся над больным.
— А эта часть улицы, — продолжал ее спутник, — известна как киевский Парнас. Здесь неподалеку друг от друга жили Старицкий, Лысенко, семья Леси Украинки и Саксаганский, в честь которого и переименовали Мариинско-Благовещенскую…
— А что, если Город сам советует мне выбрать любовь? — перебила его Даша, и ее сердце застучало еще сильней.
— Любовь, — утвердительно сказал
— Любовь одна. Настоящая. И она сильнее всего на свете, — Чуб сказала то, что чувствовала, она ощутила немыслимый прилив сил.
Она знала, что от этого не достигнет цели быстрей, но ей страшно захотелось спрыгнуть с коляски, помчаться к Руслану со всех ног. Она подалась вперед…
— Есть тысяча триста пятнадцать видов любви, — охладил ее Демон, — что же касается силы, вам стоит почитать «Триумфы» Петрарки, размышлявшего о победе любви над человеком, целомудрия над любовью, смерти над целомудрием, славы над смертью, времени над славой и вечности над временем.
— О чем ты?
— О столь ненавистной вам куртуазной любви.
— Ты о платонической? — скривила нос Даша Чуб.
— Выдумавшие ее трубадуры видели смысл любви не в обладании, а в стремлении. Прекрасная дама должна быть недоступной: быть в браке или быть самой королевой. Чем выше преграда, которая ее окружает, тем выше воспаряет твой дух, стремясь к ней. Тем дольше идти к ней, тем больше времени на самосовершенствование.
— То есть мне не стоит спешить — ты по дороге мне еще что-то умное скажешь, — попробовала расшифровать его витиеватую мысль Землепотрясная.
— «Это была любовь времен „голубой розы“»… В средневековых рыцарских романах часто говорится об этой розе, растущей где-то в «мистическом лесу», среди таинственных символических растений. Проникнуть к ней мог только рыцарь «без страха и упрека»…
— То есть, чтобы достигнуть чего-то, нужно быть типа чистой душой. И это говоришь мне ты, Демон?
— Я говорю это вам, Киевице.
— Бред!
— Всего лишь цитата из пьесы Леси Украинки. Она умела любить так. Что же касается вас… Кажется, вы плохо понимаете смысл воздержания. Вы считаете, что целибат — все равно что иметь деньги и не тратить их.
— Ну, вроде того… — признала Чуб.
Демон покачал головой.
— Говоря современным языком, это все равно что иметь деньги и не тратить их на вещи, украшения, развлечения, а вложить в акции… можно прогореть и не получить ничего… а можно стать миллионером, миллиардером. Улавливаете мою мысль?
— Я — не дура.
— Допустим. Тогда представьте, что вместо денег у вас есть энергия. Вы можете растратить ее на быстротечные романы, а можете, как рыцарь прекрасной дамы, потратить ее на подвиги, вложить в творчество, как трубадур, или, как отшельники, потратить ее на очищение души, достижение святости… Как вы думаете, почему и языческие жрицы, вроде Ифигении, и ваши монахи были девственниками? И почему многие из них могли творить чудеса?
— Для того, чтоб совершать подвиги и творить чудеса, обязательно быть целкой? Впервые слышу!
— То, о чем вы слышите ныне впервые, мысль, старая как сам мир. И сводится к одному слову: «выбор». Крестьянка Жанна д’Арк могла б стать хорошей женой и матерью, а стала Орлеанской девственницей — победительницей. И позвольте напомнить вам, что в своей прошлой жизни Мария Владимировна провела 16 лет в монастыре. Да и Катерина Михайловна отличается ныне редким воздержанием… Не потому ли их сила столь недостижима для вас? Я не склоняю вас к целибату…