Каменная гостья
Шрифт:
— А по-моему, очень даже склоняешь! — Чуб и сама не могла понять, отчего так разозлилась.
Десяток причин сплелись в животе в тугой узел злости. Нежелание даже представлять себе такую глупость, как жизнь без секса. Страх, что Демон может быть прав и пока она не в силах это даже представить — ей не узнать истинной силы. Зависть и обида…
И внезапная мысль: «Мариинско-Благовещенская означает, что благую весть здесь получит Мария. Маша! Опять она! Потому, что Демон любит не меня, а ее!..»
— Ты просто хочешь, чтоб наш брак был фиктивным!
— Вы — Киевица. Но даже у язычников были богини-девы: Дева Афина, Дева Артемида, Дева тавров и греков, покровительница Херсонеса — их девственность считалась залогом неприступности их городов. Не потому ли Херсонес простоял двадцать сотен лет.
— Сколько?
— Двадцать сотен.
— Все! Хватит!..
Чуб соскочила у дома Руслана еще до того, как остановилась коляска. Здесь, в Прошлом, дом № 99 носил номер 101, и лепнины на его фасаде было больше. Сверху, под самой крышей, на стене был изображен ползающий ребенок, мужчина и старец с клюкой.
— Выпусти меня отсюда! — потребовала Чуб. — В наше время.
И опять разозлилась, оттого что она — не Маша. Маше не нужно просить — как Дух Киева, она может менять столетья движеньем пальцев. А Чуб нет… Потому что она — невоздержанная. И вообще, Демон только что обозвал ее шлюхой.
— Я лишь сказал, что не так уж важно, дойдешь ли ты до предмета любви, — возразил Демон. — Важно — каким ты придешь. Не смею задерживать вас.
Катино вольво замерло в пробке на перекрестке двух улиц — Саксаганского и Коминтерна, — и только поэтому Машин обеспокоенный взор, нервно ощупывающий пространство в надежде как можно быстрей сдвинуться с места, заметил очередную сову, а рядом с ней и еще одну.
— И здесь совы, — сказала Ковалева. — Символы мудрости и колдовства…
— Как и змеи, — примолвила Катя. — Потому на киевских домах так много сов и змей. Ты не замечала раньше?
— Я знаю этот дом… — вскинулась студентка-историчка и вмиг всем сердцем поверила, что Город задержал их на перекрестке совсем не случайно. — Это дом Марцинчика. До революции их семейству принадлежала известнейшая аптека на Крещатике.
— Фармацевтический бизнес всегда был одним из самых доходных, — со знанием дела сказала Катя, покосившись на роскошнейший аптекарский дом, больше похожий на древнегреческий храм: с десятком белых коринфских колонн, россыпью барельефов и двумя классическими мужскими бюстами над центральным входом.
— А это отцы медицины, — сказала Маша, — Гиппократ и Авиценна. Про них ходило много легенд. Будто бы еще до нашей эры греческий врач Гиппократ научился лечить чуму, а Авиценна изобрел эликсир бессмертия…
«Мужчина, говоривший на греческом. И второй — говоривший на персидском, — взорвалось в мозгу. — А вот и сова! Две совы».
Две совы над классическим фронтоном с ионическим узором сторожили поместившийся на крыше громадный телеэкран, демонстрировавший
— А раньше на крыше стояла статуя, — сказала Маша. — Я читала, что это была статуя античной богини…
— Афины, — уверенно сказала Катя. — Покровительницы медицины.
В тот же миг пробка рассеялась, машины сзади возмущенно загудели, недовольные медлительностью Катиной машины, — теперь Город словно подгонял их, заставлял торопиться, спешить. Их вольво понадобилась лишь минута, чтобы достичь дома № 99, сросшегося левой стеной с двухэтажным музеем Леси Украинки.
И едва Киевицы выскочили на тротуар, прямо пред ними из воздуха образовалась Землепотрясная Даша.
Демон пальцами, барельеф со стариком, ребенком и мужчиной исчез, видимо разрушенный временем, исчез и сам Демон… Зато, откуда ни возьмись, возле дома оказались Катя и Маша.
— Ты откуда взялась? — спросила Дображанская.
— Из Прошлого…
— Ты предупредила Руслана?
— Нет. Забыла…
— Мара — жива!
— А-а-а-а-а!.. — послышался ужасающий крик сверху.
И Чуб сразу уразумела, что он несется из разбитых окон Руслана.
— А-а-а-а! — с криком ринулась в новый бой она.
Трое ворвались в подъезд. Маша заметила, что стены его холла украшены золотыми барельефами с античными сценками, но рассмотреть ей их снова не удалось. Еще ни разу студентке не довелось войти в этот дом — только вбежать. Стены, выкрашенные бледно-желтой масляной краской, хранили остатки лепнины с классическим греческим узором из стилизованных волн. Они мчались по лестнице на пятый этаж. Даша толкнула податливую Русланову дверь, благословляя его дурную привычку вечно забывать запирать ее.
— Где ты? Что с тобой? — влетела в квартиру она.
Руслан молча, с заторможенным видом стоял посреди комнаты.
— Что случилось? Почему ты кричал? — бросилась к нему Даша.
— Не знаю. Я вдруг почувствовал… — он замолчал и недовольно посмотрел на стоящую за спиной Чуб как конвой «шальную подругу» Машу и непонятную красавицу Катю, которую Землепотрясная даже не сочла нужным представить. — А что ты делаешь здесь? Почему вы тут?
— Я тебе все объясню, обещаю… Только не здесь. Давай уйдем сейчас… прямо сейчас, — сказала Даша.
— Хорошо, — охотно согласился он. — Я только возьму вещи.
Руслан сделал странно неуверенный шаг к стулу, на котором стояла его зеленая дорожная сумка с рекламной надписью на боку. Промедлив секунду, снял со стены небольшой, исписанный пометками перекидной календарь, быстро швырнул в сумку.
Раздался треск…
Старые, стертые, оставшиеся еще с советских времен обои с сиренево-охровыми цветами разорвались — высокая стена вдруг прогнулась, подалась к Руслану. С быстротою двух молний две сильные руки вырвались из стены, обхватили его, развернули к себе. Как из ровной глади вод, из вертикальной поверхности выросли обнаженный торс и прекрасное женское лицо.