Каменные скрижали
Шрифт:
— У меня машина, — мисс Шанкар дружески подала руку Иштвану. — Благодарю.
— Меня тоже шофер ждет. А ты о нас помни. Зайди хотя бы завтра вечером. Народу будет мало, все из нашего клуба. Пора тебе появиться на людях. А то пошел слух, что Индия на тебя слишком повлияла.
— Вот именно, — подхватил Иштван. — Скажи, что я увлекся йогой, часами предаюсь медитациям и в это время молчу.
— Правда? — удивилась девушка, прикрывая шалью обнаженные плечи, чтобы не загореть, как мужичка.
— Конечно. Разве по мне не видно? — он окинул взглядом площадь, кишащую
— Вы и впрямь переменились, — робко сказала мисс Шанкар. — А мы решили, что вы влюблены.
— Нет, — торжествующе улыбнулся раджа. — Он хранит верность Грейс, но с этим ему придется подождать до следующего воплощения. Ну, всего вам доброго.
Раджа быстро спустился с лестницы к громадному зеленому автомобилю, оттуда выскочил водитель в белом, чтобы с низким поклоном распахнуть дверцу.
В «остине», положив руки на баранку, с невероятно серьезным видом сидел Михай. Трое индийских мальчишек сгрудились у опущенного стекла. По их просьбе малыш сосредоточенно нажимал кнопку сигнала. Языку хинди он научился еще в детском саду, сразу целыми фразами, и с удовольствием беседовал в гараже с Кришаном под досадливые вопросы отца: о чем разболтались?
Мальчуган поднял на советника большие мечтательные глаза, убрал со лба рассыпавшуюся челку зубчиками и сказал:
— Дядя Пишта, они не знают, где Венгрия, они думают, нас так мало, что про нас учить не стоит.
— И что ты им в ответ?
Все еще сердитый, Михай честно признался:
— Что они дураки. Они хотели, чтобы я им включил мотор, но ключи ты взял с собой, и я обещал бибикнуть, если они громко прокричат: «Венгры — самый умный народ в мире! Они прокричали, и я бибикнул так, что люди сбежались.
Они ехали по широкому бульвару, солнце ослепительно отсверкивало от стекол и никеля встречных машин справа. Деревья вздымали над темно-зеленой свежей листвой грозди цветов „пламени джунглей“. Слегка затянутое белесой дымкой небо обещало погоду без перемен.
— Дядя Пишта, — заныл Малыш. — Заедем на минутку к Кришану. Я уже целых четыре дня его не смотрел, потому что мне сразу влетает, когда далеко от дома ухожу. Папа все время злой и говорит, чтобы я гулял около дома.
— Из-за чего злой?
— Из-за посла, он даже ночью приезжает и ругается на папу, почему не отвечают на его телеграммы. Папа теперь даже спит в своей железной комнате, и мама тоже злая.
Они подъехали к огромной деревянной бочке, накрытой конической полосатой крышей. Еще издали слышался периодический, нарастающий рев мотора и доносился нестройный крик, полный восторга и, пожалуй что, страха.
Перед ограждением из веревочной сетки, натянутой на воткнутые в дерн стальные прутья, толпились дети. Между попарно составленными велосипедами, которые сторожил дородный сикх, сидели на корточках лоточники с плоскими корзинами земляных орехов, плодов манго и мелкого приторного
— Мне билета не надо, — предупредил Михай. — Я так пройду. Он что-то сказал контролеру в белом мундире, перехваченном зеленым шарфом, и юркнул по лестнице на галерею.
— Ты что ему сказал? — спросил советник, когда они оперлись о поручень и заглянули в черную воронку, облицованную доской-вагонкой.
— Что Кришан — мой дядя, — скороговоркой отмахнулся Михай. — Смотри, он идет наверх. Он нас увидел! — подпрыгнул мальчуган и захлопал в ладоши. — Кришан! Кришан!
— Не ори! — обнял его рукою за плечи Иштван, хотя ясно было, что сквозь рев мотора Кришан ничего не может слышать.
Кришан, затянутый в блестящую черную кожу, в серебристом шлеме и прямоугольных очках, вел мотоцикл кругами по арене, следом оставалась голубая расплывающаяся струя выхлопа. С плеч у него свисали зеленоватые кожаные ремни в метр длиной, образуя как бы разрезную пелерину, подхватываемую потоком воздуха. Рев усиливался, описываемые мотоциклом круги становились все быстрей, все шире, приближались к стенкам. Нарастал вибрирующий вой, и вот мотор вынес ездока на деревянную обечайку бочки. Басом загудели толстые доски, по которым теперь несся мотоцикл, зазвучал металлический свист, от которого мурашки пошли по спине. Точно так свистели падающие бомбы и при этом воспоминании у Иштвана невольно сжались кулаки. Кришан несся с такой быстротой, что голова кружилась, если следить за ним взглядом. Вопреки закону притяжения он боком к земле поднимался по спирали к краям деревянного кратера. Он был уже так близко, что зрители отшатывались, так ударял в лица вихрь выхлопных газов и запах кипящего масла, а свистящие кожаные крылья, казалось, вот-вот стегнут по щекам.
Он метался, как горошинка в бутылке, которую трясут двумя руками. Было такое чувство, что еще миг — и всадник достигнет края, сквозь канаты взовьется в колышущиеся кроны деревьев, в сияние, в небо, как заблудшая комета.
Михай пищал от восторга, ему передавалось безумие полета.
Внезапно Кришан оторвал правую руку от руля и протянул ее к зрителям, как бы приветствуя, потом оторвал левую — теперь он и взаправду летел. Толпа, перевешиваясь через поручень, взвыла от восторга. У Иштвана перехватило горло: какая ненужная бравада, малейший толчок, подскок колеса на доске — и ездок не справится с машиной. В этом положении при такой скорости — это же верная смерть.
Но Кришан уже опустил руки, взялся за руль, словно осадил норовистого скакового коня, и Тереи с облегчением увидел, что всадник начал спуск. Грянули аплодисменты, десятки глоток заорали в деревянный колодец, усиливавший звук, зрители не жалели ладош, а Кришан, разведя ноги, остановился, как вкопанный, в центре арены и поднял голову, словно недоверчивым взглядом окидывал высоту, на которой только что мчался.
— Кришан! Кришан! — скандировало с галереи охваченное неистовством кольцо наклонившихся зрителей. Кришан снял черную перчатку и повел смуглой ладонью в синем облаке дыма.