Каменщик революции. Повесть об Михаиле Ольминском

Таурин Франц Николаевич

— Как я понимаю, — сказал с улыбочкой Яша Глагзон, — у меня самая интересная прогулка. У памятника Пушкину встречаются такие симпатичные девочки!

— Самая интересная прогулка у нас с Сашей Барановским, — в тон ему отозвался Соболев.

Он не терпел зубоскальства, но сейчас Яшино балагурство снимало напряжение, и поэтому он, руководитель операции, не только не оборвал весельчака-зубоскала, но даже поддержал его.

— Первым выходит Яша, — распорядился Соболев,

Глагзон погладил усики, церемонно

откланялся, расшаркался и вышел.

— Насчет Черепанова запомнил? — обратился Соболев к Гречаникову.

Мишка Гречаников вынул из кармана наган и нежно погладил его:

— Запомнил. Когда Мишка о деле забывал? Надо будет, я и этого эсера, — он ткнул дулом в сторону Николаева, — отправлю к Духонину.

— Этого не надо, — сказал Соболев. — Этот наш. Он с нами крепко повязан.

— Все они хороши языком брехать, — скривившись, возразил Гречаников.

— Не только языком. Этот на деле доказал, — успокоил его Соболев. Помолчал немного и кивнул Барановскому: — Пошли, Саша. Мы с тобой в главной упряжке.

— Нам не привыкать, — сказал Барановский.

По испитому лицу старого морфиниста скользнула злобная усмешка. Барановский, на вид медлительный и вялый, был патологически жесток. Занимаясь квартирными грабежами в Туле, он, допытываясь у своих жертв, где спрятаны деньги и драгоценности, подвергал их мучительным пыткам, прижигая тлеющей папиросой самые болезненные части тела. Во время экса на патронном заводе он без всякой на то надобности застрелил кучера, который вез кассира с деньгами. А когда его попрекнули ненужным убийством, сказал, нехотя улыбаясь:

— Одним свидетелем меньше…

Он сам вызвался кидать бомбу в здание МК вместе с Соболевым, едва услышал о подготовке к взрыву. И Соболев охотно взял его в подручные: Барановский с полным безразличием относился к жизни и смерти, как к чужой, так и к своей.

— Пошли, Саша, — повторил Соболев, пропустил Барановского вперед и, остановившись в дверях, напомнил остающимся: — Вам выходить ровно через полчаса. И ровно в восемь, ни минутой позже, быть в Чернышевском!

У Покровских ворот сели на извозчика, доехали до Театральной площади. Молча дошли до Копьевского переулка. У многоэтажного дома остановились. Барановский прошел во двор и вскоре вернулся вместе с Васькой Азаровым.

— Прикрывай нас, — сказал Соболев Барановскому, и тот, пропустив Соболева и Азарова вперед, пошел следом за ними.

Поднялись по Дмитровке и свернули в Козицкий переулок. Соболев и Азаров вошли в дом с черного хода, Барановский остался во дворе.

Сашка Розанов, как приказано было, ждал их. Но был заметно встревожен. И Соболев сразу заметил это.

— Значит, сегодня… — сказал Розанов.

— С парадного открыто? — не отвечая ему, спросил Соболев.

— Открыто.

— Встанешь в конце коридора. Сюда никого

не пропускай. Только без лишнего шума, без стрельбы.

— А если двое? Они теперь парами ходят…

— Отведи. Как птица от гнезда отводит. Если сюда пропустишь, на дне моря сыщу.

Сашка Розанов вышел. Азаров вытащил из-под кровати большой сверток и осторожно поставил на стол.

— От удара не взорвется? — с усмешкой спросил Соболев.

— А черт его знает, — отмахнулся Васька Азаров. Он развернул сверток. Там было десятка три кубиков, похожих на бруски банного мыла.

— Какого же ты дьявола! — разозлился Соболев. — Тебе сказано было уложить в ящик!

Васька стал оправдываться:

— Не нашлось подходящего. Ну и что? Можно свивать веревкой…

— Дура! Кидать будем. Рассыплется все к боговой матери! И выйдет пшик!

— Ладно, поищем, — сказал Васька Азаров.

Отошел в угол комнаты, где у Розанова стоял самодельный верстак с небольшими тисками и другим слесарным инструментом. Пошарил под верстаком и достал фанерную коробку, наполненную шурупами, болтами и гайками. Высыпал все металлическое барахло на верстак и протянул коробку Соболеву.

— Это, брат, не ящик, а футляр первый сорт!

— Твое счастье, а то бы я тебя! — сказал Соболев, но уже без всякой злобы.

Коробка, действительно, была очень удобна, даже и с точки зрения конспирации.

— Эх, жизнь наша быстротечная! — расчувствовался Васька Азаров. — Дамочка какая-то шляпку хранила, в шляпке этой хахалей приманивала, а теперь поселится тута гремучая смерть! Этак оно: идешь — не знаешь, где найдешь, где потеряешь…

— Хватит болтать! — строго прикрикнул Соболев. — Поищи веревочку.

Васька Азаров отыскал под верстаком моток тонкой бечевы.

Соболев быстро уложил в коробку взрывчатку, приладил запал, закрыл коробку крышкой, выпустив из-под нее конец бикфордова шнура, и тщательно, в несколько рядов, обвязал прочной бечевкой.

Проверил, удобно ли нести, потом выглянул в коридор и окликнул притаившегося в дальнем его конце Сашку Розанова.

Сашка поспешно подошел и, взглянув на него, Соболев прочел на его лице нетерпеливое ожидание: когда эти опасные гости оставят его в покое…

— Скоро вернемся, — сказал ему Соболев. — Запрись на ключ и никому не открывай нипочем. Только на наш условный стук. Понял?

— Понял…

— Ну, смотри!

— Теперь ты прикрывай нас, — сказал Соболев Азарову, когда они вместе вышли из подъезда.

Переулком вышли на Тверскую, пересекли Страстную площадь, напротив Большой Бронной перешли на другую сторону улицы и двинулись в обратном направлении.

У памятника Пушкину Яша Глагзон во всем своем великолепии старательно веселил двух размалеванных девиц, не спускавших с него глаз.