Камни Флоренции

Mary McCarthy

The Stones of Florence

Художественное оформление и макет Андрея Рыбакова

В 1853 году увидел свет трехтомник «Камни Венеции» английского историка искусства, художественного критика, поэта и политического публициста Джона Рескина (1819–1900), после чего автор, и до того хорошо известный британской публике страстными выступлениями в поддержку отечественных художников (в первую очередь, Уильяма Тернера и прерафаэлитов), своей критикой враждебной миру искусства капиталистической цивилизации, обрел непререкаемый авторитет «последнего английского романтика», крупнейшего европейского искусствоведа, признанного и непогрешимого эксперта по части художественного вкуса. Зачарованный венецианскими каналами и мостами, соборами и дворцами, фресками и живописными полотнами, в этом труде он стремился нащупать связь между их пестрой мозаикой и историей Венецианской республики, неповторимым своеобразием ее жизненного уклада.

Какой же смелостью должен был обладать автор, рискнувший через сто с лишним лет после культовых «Камней Венеции» (культовых в прямом смысле этого слова — именно это сочинение положило начало столь укоренившемуся в менталитете европейской и американской публики «культу Венеции») опубликовать в 1956 году книгу с почти аналогичным названием? Американской писательнице, публицисту и театральному критику Мэри Маккарти (1912–1989) подобной смелости было не занимать — недаром известный философ и историк литературы Уильям Баррет сравнивал ее с «девой-валькирией, вершащей свой путь верхом, в круге громовых раскатов и молний». Почетного титула «первой леди американской литературы» удостоил Мэри Маккарти ее выдающийся соотечественник Норман Мейлер.

Смелость в своих поступках и суждениях Мэри была вынуждена обретать с детских лет: потеряв в шестилетнем возрасте родителей, она воспитывалась то бабушкой по линии матери, истовой католичкой, то в сугубо протестантской атмосфере с емьи деда со стороны отца, позже закончила католическую школу для девочек, а затем получила блестящее образование в суперэлитном женском Вассарском колледже, весь дух которого осн овивался на духовных ценностях протестантизма. Становлению собственной личности в обстановке бесконечных конфессиональных распрей между родными писательница посвятила написанные в зрелые годы «Воспоминания о католическом девичестве» (1957) и автобиографию «Как я росла» (1987).

Интеллектуальная независимость, ярки выраженное художественное чутье, модная в 1930-х годах левизна политических взглядов рано — сразу после окончания Вассара в 1933 году — выдвинули Мэри Маккарти в число ведущих литературных и театральных критиков: в популярных в среде американских интеллектуалов журналах «Нейшн», «Нью рипаблик», «Харпере», «Партизан ревью» она постоянно публикует острые, часто резкие статьи с апологией свободы творчества и автономности творческой личности. Симпатии к Коммунистической партии США быстро сменяются отвержением большевистских доктрин, однако до конца жизни она не изменяла своим либеральным убеждениям — во 2-й половине 1930-х годов была активной участницей кампании в поддержку республиканской Испании, в 1940-х выступала против маккартизма, в 1960-х — против войны во Вьетнаме (ее документальные книги «Ханой» и «Медина» были переведены на русский), в 1970-х стала активной участницей расследования «Уотергейтского скандала», приведшего к отставке президента Никсона. Многолетняя дружба и переписка, ставшая образцом интеллектуального общения, связывала ее со знаменитой Ханной Арендт (1906–1975), еврейско-американским философом и политологом, исследовательницей феноменов тоталитаризма и революции.

Незаурядное сатирическое дарование писательницы ярко проявилось в цикле романов «Ее компания» (1942), «Оазис» (1949), «Группа» (1963), «Птицы Америки» (1971), в сборнике рассказов «Окинь холодным взглядом» (1950, переведен на русский язык в 1970), персонажи которых, «высоколобые интеллектуалы», то и дело подменяют реальную жизнь разного рода иллюзиями и утопиями.

«Камии Флоренции», как и вышедшая в том же году книга «Наблюдая Венецию», стоят несколько особняком в творчестве писательницы. Трудно однозначно определить жанр «Камней…» — это и полный живых зарисовок-наблюдений путеводитель по современному городу, и написанный знающим специалистом очерк ее бурной истории, и собрание совсем не тривиальных, часто весьма парадоксальных суждений о ее многовековой художественной жизни. Если труд великого автора «Камней Венеции» способствовал созданию и процветанию культа этого города, то Маккарти, напротив, стремится демифологизировать Флоренцию, увидеть реальности повседневной жизни флорентийцев — и сегодня, и пятьсот лет назад — за создававшимся со времен Гете, Стендаля и поселившегося на окрестных холмах Шелли благостным обликом почти идеального ренессансного города. В то же время, воссоздавая эти живые картины из эпохи Возрождения (чего стоят, например, вставные мини-новеллы о легендарных тосканских разбойниках или о «Сожжениях Суеты», которые устраивал Савонарола), повествуя о схватках гвельфов и гибеллинов, Черных и Белых, о столь разных представителях семейства Медичи, о тонкостях взаимоотношений великих флорентийцев Джотто, Донателло, Микеланджело с современниками, автор не упускает из вида того, что Рескин называл «политэкономией искусства» — отражения в его «универсальном языке» нравственного состояния нации. Может быть, именно поэтому написанная полвека назад книга Мэри Маккарти и сегодня выгладит удивительно свежей и актуальной. Впрочем, города, подобные Флоренции, к счастью, меняются медленно,

Флорентийцы уверяли меня, будто все они скупы и негостеприимны; я им поверила и включила в книгу примеры, которые они приводили в доказательство своих слов. Однако если они правы, то все знакомые мне жители Флоренции, как родившиеся в этом городе, так и приехавшие туда взрослыми, представляют собой исключение. Перечень этих исключений, а также список людей, которым я должна выразить благодарность, могли бы составить отдельную главу, поэтому я называю только тех, кто оказал мне непосредственную помощь в работе над этой книгой. Прежде всего, это Роберто Папи и его жена Витторина; такой готовности к проявлению добра, такой чуткости и щедрости трудно ожидать даже от ангелов в раю. С нежностью и благодарностью я вспоминаю также Альдо Бруццикелли, мисс Ники Мариано, д-ра Ханну Киль, синьору Титину Сартори, графиню Кристину Ручеллаи, профессора Ульриха Миддельдорфа, Бернарда Бернсона, его преподобие гна Виктора Стенли и Сабатину Джеппи.

И, наконец, я выражаю благодарность самому городу Флоренции и всем флорентийцам, ныне живутцим и уже усопшим. Я согласна с тем папой римским, который назвал их пятой стихией.

Надеюсь, читатель простит мне некоторые неточности в описании сегодняшней Флоренции. Современный город непрерывно меняется и неизменно опережает автора.

«Как вы это выдерживаете?» Вот первое, что пытается понять любой человек, оказавшийся летом во Флоренции; эхо его слов еще звучит в воздухе, когда сам путешественник уже устремляется в Венецию. Под «этим» он подразумевает шум, уличное движение и жару, а иногда кое-что иное, о чем даже неловко говорить, особенно если вспомнить, как совсем недавно он бурно восторгался Флоренцией, — а именно, тот факт, что она показалась ему скучной, грязной, провинциальной. Те, кто знаком с Флоренцией поверхностно, часто сравнивают ее с Бостоном. Здесь множество банков, кредитных организаций, страховых компаний, магазинов, где продаются ковры, салфеточки, письменные приборы из тисненой кожи. Размещенные в музеях полотна Рафаэля и Боттичелли копировались тысячи раз; памятники архитектуры и статуи знакомы каждому со школьной скамьи. На вкус современного человека, во Флоренции слишком много Возрождения: слишком много «Давидов» (копии белого обнаженного микеланджеловского гиганта стоят на площади Синьории и на Пьяццале Микеланджело; оригинал выставлен в Академии), слишком много тесаного камня, глазурованной терракоты, Мадонн с младенцами. В темноватых кафе на унылой главной площади (с парковкой в центре) полные женщины в добротных костюмах пьют чай, а пожилые господа с тросточками читают газеты. На Новом рынке продают чувственные, мясистые, деревенского вида цветы, вроде цинний и георгинов, а также плетеные соломенные сумки, справочники и корзины для покупок. Вдоль Арно, возле Понте Веккьо, стоят уродливые новые здания, обозначая те места, где упали немецкие бомбы [1] .

Современный путешественник способен оценить стиль Неаполя, даже если он не близок ему. Он может оценить Венецию, Рим, Сиену… Но Флоренция? «Сюда больше никто не приезжает», — говорит, криво усмехаясь, старый Берн сон, сидя на своей вилле в Сеттиньяно [2] , и эхо его слов отдается в скульптурной галерее дворца Барджелло [3] ; сюда почти никто не заходит. Кажется, что большой сводчатый главный зал полон мраморных призраков: святой Георгий, Иоанн Креститель, Иоанн Богослов, мертвые боги и стражи города. Охранники в форме, стоящие на посту у творений Донателло, Дезидерио, Микелоццо, Луки делла Роббиа, Агостино ди Дуччо [4] , от скуки стали разговорчивыми, словно заключенные в тюрьме; они набрасываются на редких посетителей (обычно — историков искусства) и неохотно отпускают их. Галерею Уффици, напротив, заполнили орды варваров, пришедших с севера, туристы в шортах, в сандалиях или походных башмаках, с металлическими фляжками и фотокамерами, пахнущие потом и маслом для загара; гиды загнали их сюда посмотреть на «Рождение Венеры».