Камуфлет
Шрифт:
Портупея под сюртуком впилась в бок.
Пора возвращаться. Словно вынули ватные затычки…
Истошно кричали раненые, корчились в судорогах погибающие, а выжившие завидовали мертвым. На березе качалась оторванная рука.
Ванзаров вскочил и кинулся к дороге.
Оглушенная лошадь пала на бок, отчаянно била копытами, пролетка повалилась, придавив ногу извозчику. Мужик выл от боли, все пытаясь поднять повозку, как видно, оглушенный. Мечислав Николаевич восстал из пыли разъяренный, но без единой царапины. Только сюртук порвался на локте. Спасло ротмистра чудо, божье провидение, оплатившее
В дачах на версту вокруг не осталось целого стекла. А ванзаровское гнездышко лишилось летней веранды и доброй половины сада. Что не так уж плохо – дачный сезон окончен наверняка. На месте соседского дома полыхал костер невиданной силы. Жар палил неистово даже издалека.
10-е августа, около трех, +17 °C.
Лесной участок IV Отделения С.-Петербургской столичной полиции, Выборгское шоссе, 16
Возвращаясь издалека, коллежский советник свернул в ближайший участок умыть лицо. В зеркале показалась перепачканная копотью физиономия. Вместо тщательно напомаженных усов торчали неприличные метелки. Самое печальное обнаружилось в парадном сюртуке: от лацкана до клапана кармана рваная рана. Материал испорчен безвозвратно. О потере двух золотых пуговиц не стоило вздыхать.
Кое-как наведя порядок в одежде и внешности, Родион Георгиевич отправился к приставу Змиеву. Сам подполковник выехал в Озерки на происшествие, так что кабинет достался в полное распоряжение чиновника сыскной полиции.
Распахнутые окна сулили холодок. С улицы долетали мирные шумы городской жизни да грохот гужевых телег. Впервые за пять дней чиновник полиции мог сесть в кресло, закрыть глаза и ощутить покой. Он скинул сюртук и освободился от портупеи. Затем сунул руку в карман брюк и вынул список содалов, «живую картину» и банковский чек. Родион Георгиевич захватил во дворец улики без всякой видимой цели, как талисман, что ли. Может, они волшебным образом и отвели взрыв…
Бумажки раскинулись пасьянсом. Они уже ответили на вопросы «зачем», «почему», «где» и «как». В них же скрывался ответ на последний вопрос: «кто»? Ответ перед глазами. Остается увидеть. Нужны очки логики.
Первым тщательному досмотру подвергся список «Primus sanguinis».
Менелай и Аякс уже вычеркнуты. Без сомнений можно вычеркнуть Ахилла и, к счастью, Пенелопу. Сомнения насчет содала Диомеда отпали вовсе. Остается два неизвестных: Парис и Агамемнон. Если следовать логике, то Ягужинского среди них нет. Он был нужен живым. Выходит, в списке неизбежно должен быть Николай Карлович. Но инициалы В.В.П. не подходят. А что, если М.О.Н.?
В любом случае, цель списка не вызывает сомнений: шпаргалка, чтобы чиновник полиции не сбился со следа. Кто ее заботливо подготовил – вот вопросик!
Настала очередь банковского чека. Родион Георгиевич покрутил ручку вызова телефонного аппарата, назвал барышне номер из четырех цифр, мило поздоровался с председателем правления Азовско-Донского банка господином Нетцелем, которого выручил не столь давно из щекотливой ситуации, скромно попросил о небольшой услуге и уже через пять минут знал ответ. К сожалению, банковским счетом владел Николай Карлович.
Может, дело в «живой картине»?
В кабинет осторожно заглянул Джуранский. Лоб ротмистра пересекал грязный бинт. Самому себе, и только себе, Мечислав Николаевич казался ветераном, вернувшимся из боя. А всему виной проклятая застенчивость лихого кавалериста. Ну, не мог он без достойной причины ходить с дыркой на рукаве хоть и немодного сюртука.
– Телефонировал в МИД, справка готова, вышлют завтра. Но я просил зачитать сразу. Изволите ознакомиться? – и помощник протянул листок, исчерканный бисерным подчерком.
Справка сообщала, что подданный российской короны Антон Ильичев Берс получил выездной паспорт три года назад, когда и отбыл за границу на учебу. По имеющимся данным, пересекал границу с тех пор всего четыре раза. Последний раз въехал в мае сего года, а должен был покинуть империю августа четвертого числа.
Поклонник депеш был немедленно командирован в телеграфную участка отправить срочный запрос в Варшаву на имя командующего Третьим округом Отдельного корпуса пограничной стражи генерал-лейтенанта Усова. А Родион Георгиевич опять накрутил ручку телефонного аппарата и потребовал соединить его с билетными кассами Николаевского вокзала.
Заведующий Терлецкий, несмотря на конец присутственного дня, оказал любезность, справился в учетной книге и подтвердил: билет был куплен на поезд «С.-Петербург – Берлин – Париж», отправлявшийся четвертого августа, на фамилию А.И. Берс.
Не прошло и четверти часа, как вернулся Джуранский. Ответ за подписью командира Александровской бригады ОКПС генерал-майора Шеина подтверждал: в поезде, пересекавшем границу с Германией в ночь с шестого на седьмое августа на железнодорожной станции Александров, находился пассажир, предъявивший паспорт на имя Антона Ильичева Берса.
Сомнений не осталось: студент Парижского университета отбыл продолжать учебу.
– Итак, Мечислав Николаевич, условия задачи, – сказал Ванзаров, жестом предлагая ротмистру присаживаться. – Первая дама, Антонина Берс, попрофалась с Петром Ленским в среду. Другая дама, не менее симпатичная, попрофалась с этим же господином в пятницу. При этом мы знаем наверняка, что господин Ленский был на даче Берсов в четверг вечером, потому что его видел Николя Тальма и принял за любовника князя Одоленского. Не менее точно мы знаем, что господина Ленского в ночь с четверга на пятницу задуфили спермой, а потом разрубили на куски, ну и так далее. Следите за мыслью?
Железный Ротмистр сделал над собой усилие, но все же сведения осилил.
– Смелее, коллега! – подбодрил Ванзаров. – А теперь вопрос: какие три вывода можно сделать из этих противоречивых фактов?
– Три? – удивился Джуранский. – Попробую… Первый: убили не Ленского. Второй: убийца не Ленский. А вот третий… даже не знаю.
– Начнем по порядку… Тот, кого опознали по «живой картине» моя супруга и Глафира, а также Николай Берс как Ленского, соверфенно другой человек. Берс врал, госпожа Ванзарова не знала правды. Что на это указывает?