Канал имени Москвы
Шрифт:
— Ты не представляешь, насколько. — В улыбке прелестной незнакомки застенчиво таилось обещание. — А что тебе рассказывал Хардов, что скрывает туман?
— Ну да, мы говорили об этом, — сразу же согласился Фёдор, — когда гостили у… — на мгновение его взгляд сделался рассеянным, — у… Сестры.
Рука девушки еле заметно дрогнула, но Фёдор не обратил внимания.
— И, кстати, Евин папашка тоже говорил ей…
— Это та, в которую ты сейчас влюблён?
— Да нет, что ты, — запротестовал Фёдор. —
— Вот как?
— Да. Я тебя познакомлю с ней, — пообещал Фёдор. И покраснел. — Только ты, наверное, не захочешь.
— Так что Хардов? — напомнила она. — Какие чудовища и мерзости скрывает туман?
— И это тоже, — кивнул юноша. — Хотя, знаешь, Евин папашка, он учёный, считает, что все феномены тумана скорее психологического свойства.
— Очень интересно.
Её зелёные глаза что-то напоминали Фёдору, только он не мог понять, покойное ли и ласковое или, наоборот, тревожное.
— Хардов здесь не вполне согласен, — пояснил Фёдор. — Хотя он и говорил, что туман может показать нам наши собственные страхи.
— Что ж, верно. Хардов тут понимает как никто. Особенно страх признаться из-за чувства вины. А у тебя есть такой?
— Шутишь? — хотел было возмутиться Фёдор, но тут же вновь разулыбался. — Какой вины?! Я в своей жизни собаки-то не обидел.
— Ты в этом уверен?! — сказала она.
Ева снова обернулась. В нескольких метрах от неё всю тропинку укрывал туман, но шагов Фёдора она не слышала.
«Уже пора было б ему», — подумала девушка. И позвала негромко:
— Фёдор?
Ответа не последовало. Шаги Хардова впереди стихли, а потом звук стал нарастать, видимо, гид возвращался.
— Фёдор! — крикнула Ева.
Молчание.
— Ау, Фёдор, это не смешно! Отзовись хоть.
Но ответом стали лишь приближающиеся шаги гида. Вот он вынырнул из тумана:
— Что там?
Ева растерянно пожала плечами. На одно мгновение над ними повисла тишина. И Ева подумала, что в этой тишине вокруг есть что-то очень нехорошее. Собственный голос ей также очень не понравился, когда она сказала:
— Хардов, мне кажется, Фёдор… Он не идёт за нами.
— А ты весёлый, — похвалила она.
— Мне говорили, — важно согласился Фёдор и тут же прыснул. Туман вокруг становился всё ослепительней, они так и стояли на тропинке, не сходя с места, и болтали, и ещё никогда Фёдору не было так хорошо.
— Скажи, а ты и вправду считаешь, что собаки не обидел? — напомнила она.
— Ну-у, — задумался Фёдор. — Так мне тоже говорили, — сообщил он и снова засмеялся.
— Хорошо, когда совесть чиста, —
Это было правдой. Фёдор кивнул. Сны были. И порой не самые приятные. Ну и что? Ведь так обстояли дела со всеми.
— Ты знаешь, — сказал он, — там, откуда я родом, сразу после зимы приходит сезон сновидений. Вещие сны порой бывают плохими и тогда почти обязательно сбываются. Люди боятся этого времени. А мне ещё ни разу не привиделся вещий сон.
— Ты счастливый.
— Наверное. — Фёдор пожал плечами. — А ты очень красивая.
— Спасибо.
— А ты что, живёшь здесь?
— Конечно.
— В тумане?!
— Конечно, я ведь стала русалкой! Я же говорила тебе, глупенький, — рассмеялась она. — Но это совсем не плохо.
— Не плохо, — откликнулся Фёдор.
— Я бы могла открыть тебе такую тайную красоту, от которой кружится голова, — пообещала она. — Ты хотел бы?
Фёдор восторженно кивнул.
— Правда, многие не выдерживают, потому что не приходят чистыми. О таких говорят, они не умеют летать.
— Я тоже не умею, — засмеялся Фёдор.
— Нет, ты другой, — промолвила она. — Тебя это не беспокоит. Ты ведь давно преодолел всё это.
— Что?
Где-то сбоку и над их головами воздух пришёл в движение. Что-то захлопало, попытавшись выпорхнуть из тумана, какие-то тёмные пятна. И Фёдор встрепенулся, но она отмахнулась от этого незваного движения, и туман вокруг них засиял ещё ярче.
— Что? — повторил Фёдор.
Мгновенное беспокойство уже улеглось. Казалось, ещё чуть-чуть, и юношу переполнит такая сияющая роскошь, что он оторвётся от земли и взаправду сможет летать.
«Как прекрасно, — подумалось Фёдору. — А ведь я знал… Знал…»
Фёдор повёл рукой, где она держала его. Что он знал? Вновь что-то захлопало в молоке тумана, словно чёрные крылья крупной птицы, и… Откуда она знает про Хардова? Что-то во всём этом не так. Ну, допустим, гид часто ходит в туман. Но ведь она знает не только Хардова. Она знает его. И даже детское прозвище. Кто она? Ведь Хардов предупреждал, что туман может показывать наши собственные страхи. Предупреждал. А какой здесь страх его?
— Нет здесь никаких чудовищ, — успокоила она.
Фёдор вздрогнул и благодарно улыбнулся. Она ещё нежнее взяла его за руку. Но… Что-то уже изменилось в тумане. Мелькнуло тёмным пятнышком, проскользнув в восторженный строй Фёдоровой души. Что-то тягучее и вязкое ухватило его за ноги, мешая попыткам воспарить. Он сказал ей, что за свою жизнь и собаки-то не обидел. Но так ли в действительности чиста его совесть? А может, он и не другой вовсе? С чего она взяла, что он сможет летать? Нет, не сможет. Потому что… кто-то очень далеко звал его. Вероятно, только показалось,