Каналья или похождения авантюриста Квачи Квачантирадзе

Джавахишвили Михаил Саввич

Квачи и на станции устроил небольшую ловушку, которой не ми­новал ни один проходящий поезд: его люди обходили вагоны с обыс­ком и отбирали все запрещенное для перевозки — как продукты, так и предметы. С утра и до утра на станции стоял плач и стон; брань ограбленных пассажиров смешивалась с угрозами, просьбами и моль­бой. Но на Квачиных молодцов ничего не действовало, поскольку мольбы и проклятия уносил ветер, у них же в руках оставалось зо­лото; все вокруг рушится, и плач придавленных обвалом людей среди этого светопреставления

звучит не громче кошачьего писка.

— Хватит, Квачи! — предупреждает Бесо.— Довольно!

— Погоди малость! — отмахивается тот и без устали грабит, рвет, хапает.

Несколько раз Квачи сам прошел по пассажирскому поезду. И в один из таких проходов напоролся на настоящих "товарищей". Сре­ди них увидел Иванова из Смольного — близорукого, рассеянного и забывчивого. В первое мгновение Квачи чуть удар не расшиб. Но, присмотревшись, понял, что Иванов его не узнал.

— Товарищ! — вежливо, но твердо обратился к нему Квачи.— Не везете ли вы чего запрещенного?

— Нет,— ответил один.— Только бутылку коньяка... — "Товари­щи" собрались закусить: на столике перед ними лежала буханка хле­ба, маринованные огурцы, пахучая рыба и холодная картошка, стояла бутылка старого коньяка.

— Коньяк нельзя,— сказал Квачи и потянулся за бутылкой.

— Товарищ, но мы же еще не выпили, — осклабился первый.

— Не будьте таким строгим! — попросил другой.

— Забирайте! — сказал третий и протянул бутылку,— Закон есть закон!

— Молодец, товарищ! — похвалил его четвертый.— Декрет наш, нам и пример подавать.

Иванов всматривался в Квачи, тер лоб и рассеянно думал: "Где я видел этого человека?"

Поезд тронулся. Товарищи долго обсуждали строгость проверя­ющего, хвалили за принципиальность.

— Жаль, мы не спросили фамилию,— сказал один.— Такой идей­ный и решительный человек не должен гнить в дыре.

— Я знаю этого человека... знаю, но...— пробормотал Иванов,— никак не вспомню, где мы познакомились.

Вплоть до Москвы он тер свой наморщенный лоб и вспоминал. Поезд подходил к вокзалу, когда Иванов вдруг хлопнул себя по лбу и вскричал:

— Вспомнил!

— Что? Что случилось? — переполошились товарищи.

— Вспомнил! Скорее — бумагу! Не медля — телеграмму! Поймать этого негодяя! Не то он всех облапошит! Быстрее!

— Иван Иваныч, кто облапошит? Кого ловить?

— Того... Того, кто отобрал коньяк! Его фамилия Квачантирадзе. У него одних имен с полдюжины: Квачи, Аполлон, Наполеон и черт знает как еще... Быстрее бумагу! Я вспомнил!

Поздно вспомнил.

Сказ про Карапета Шулаврянца

Через четверть часа Иванов составлял грозную телеграмму по линии, а стоявший за его спиной Бесо Шикия читал ее и исподтишка улыбался. Затем Бесо сдал и свою телеграмму —

на имя Павлова — и сел в поезд, где его ждал Квачи с друзьями.

— Иванов послал телеграмму с требованием поймать нас,— ска­зал он.— Сам прочитал...

— Опоздал Иван Иваныч! — рассмеялся Квачи.— Опоздал! Ищи ветра в поле! Седрак, прочитай-ка вот это! — и протянул длинный мандат, в котором Карапету Минасовичу Шулаврянцу и товарищам (перечислялись фамилии) предписывалось арестовать контрреволю­ционера, саботажника и бандита Квачи Квачантирадзе (он же Анаподистэ, он же Аполлон, он же Наполеон, он же Павле Самтредидзе).

— Ва-а-а! — Седрак от изумления разинул рот.— Выходит, ты сам себя ловишь?!

Квачи Квачантирадзе ловит сам себя. Прибыв в город, является к революционным властям, предъявляет внушительный мандат и спра­шивает:

— Не видели ли в ваших краях этого человека (то есть Квачан­тирадзе)?..— затем требует помещение, телефон, авто и начинает ис­кать щель, через которую можно проскочить.

Все дороги перекрыты. Южные города переходят от белых к красным и опять к белым. Кровавая кадриль не останавливается.

Скоро Квачи "обнаружил" свой след: чекисты шли за ним по пя­там; то настигали, то забегали вперед. Несколько раз он попытался перейти линию фронта, но наткнулся на ловушки.

— Эфенди, Джалил плохой сон видел: весь ночь в крови плавал. Как бы тибе не поймали...

— Не бойся, Джалил! Аллах не даст нас в обиду.

Аллах и впрямь был за них, но похоже, что на минутку и он сомкнул вежды.

В то самое время, когда в очередной раз нацеливаясь проскочить линию фронта, они отдыхали в пустой хате, поднялся крик:

— Квачи, вставай! Вставай быстрее! — Квачи вскочил.

— Пропа­ли!! Теперь уж точно пропали! — вопил Чипунтирадзе и рвал на себе волосы.— Нашли нас!! Накрыли!!

— В чем дело? Что случилось?

— Идут! Идут!

— Кто идет? Откуда? Сколько?

— Человек сорок всадников. Крадутся по балкам.

— Ну-ка, все быстро во двор! — и Квачи выскочил из хаты. Ог­ляделся, оценил положение.— Что ж, друзья! Настал наш судный день. Гибель в бою лучше расстрела у стенки. Павлов и Лади — возь­мите под обстрел дорогу! Отсюда им не подойти. Берите пулемет. Остальные за мной! Боеприпасы беречь. Стрелять прицельно!

Двое укрылись за полуобвалившейся стенкой, остальные залег­ли у плетня и взяли под прицел просторный луг и овраг.

Красные оставили коней в овраге, сами же цепочкой крались по тропинке: Квачи насчитал тридцать человек.

— Эгей, эй! Ка-ча-ти-разе! Сдавайся, бандит!

Квачи улыбнулся, прицелился. Раздался выстрел. Красноармеец вскинул руки и упал на спину. В то же мгновение из оврага громых­нули три десятка ружей — забор словно горохом обсыпали.

И грянул бой, жестокий и жаркий.