Канареечное счастье
Шрифт:
Оглядел нас хозяин избушки с ног до головы и говорит:
— В самый раз приехали. Есть у меня трое малых детей, а четвертого к весне ожидаю.
Переглянулись мы с господином Чучуевым. «К чему бы, — думаем, — например, подобная откровенность души?» Только внезапно все объяснилось, и очень просто. Как вошли мы в избушку и сели под образами, хозяин к нам обратился:
— Не смущайтесь, — говорит, — святые отцы. Сразу признал я по бородам вашим, что есть вы беглые монахи. А только очень это выходит удобно — будете
— Позвольте, — заговорил тут господин Чучуев. — Это исключительная ошибка. И потом нету нас духовного звания для подобных обрядов.
Бухнулась нам в ноги хозяйка дома.
— Уж вы не откажите в подобной милости. Каждый год, — говорит, — рожаю. А что толку, когда дети совершенно некрещеные. Выходит, словно бы вовсе пустое занятие. Здесь же и попа в кои-то годы увидишь.
Разочаровались мы совершенно с господином Чучуевым. Сидим, можно сказать, как в воду опущенные. И не удержался я, глянул бочком на бабу.
«Ну, хорошо, — думаю. — К примеру, детей мы как-нибудь перекрестим. Но ведь новый-то скоро ли обнаружится? Потому совершенно еще в проекте чертежа, и когда будет — неведомо».
А господин Чучуев покачал головой отрицательно.
— Невозможное, — говорит, — дело. Совершенно даже невозможное.
Тут вдруг как подымется хозяин дома.
— Что? — кричит. — Невозможно? Это по какой причине невозможно?
И как широкий он был господин в плечах и волосы на лоб напущены — страшное оказалось зрелище для посторонних. Скрипнул он, понятно, зубами, сложил кулак.
— Не таких, — говорит, — еще уговаривал. У меня, — говорит, — насчет расправы недолго.
Сообразили мы с господином Чучуевым опасное положение данной минуты и согласились. Я же еще, помню, шепнул:
— Крестите, как Бог на душу положит. Лишь бы только выбраться отсюда поскорее.
И решили мы крестить младенцев на основании научных данных. А как пригляделись к хозяевам, очень даже оказались они усердные прихожане. И ничего страшного — самая обыкновенная паства. Бывало, с утра заботится хозяйка насчет нашего пропитания. В особенности к господину Чучуеву благоговела:
— Уж разрешите, я вам сегодня курочку приготовлю.
Господин же Чучуев по деликатности характера исключительный был человек.
— Помилуйте! — говорит. — К чему эти хлопоты? Мне что курица, что петух, совершенно даже безразлично. Я и гуся кушаю с подобным же удовольствием. И уточкой совершенно не брезгую. В особенности если потрохами начинить ее или еще какой-нибудь нестоящей чепухой.
Хозяин же дома по большей части водочкой подчевал нас и вообще самогоном. Раз, помню, вечерком выпили мы немного и затеяли общую беседу разговора. Говорили о том — о сем, а под конец вздохнул господин Чучуев и говорит:
— Боюсь, что никогда не удастся мне высказаться на газетной бумаге. А между тем перегруженная у меня голова
Смутился хозяин при виде подобной грусти:
— Уж вы подождите, батюшка, маленько. Самое большее через две недели разрешится моя жена обязательно. Остальных же ребят хоть и завтра крестите.
Задумался, конечно, и я насчет подобного обстоятельства. И вдруг осенило меня. Вспомнил священное писание.
— А как же, — говорю, — Иона во чреве китовом и подобные случаи из восточной жизни? Ежели Иона был во чреве, значит, и нам крестить во чреве возможно.
Нахмурился тут хозяин наш.
— Вы со мной, отцы, не хитрите. Все равно, — говорит, — не отпущу вас раньше деторождения. Хочу, чтоб все было по закону и как у всех людей вообще.
И хозяйка опять стала упрашивать:
— Не оставьте, отцы родные! Вот хотя бы взять этих трех… Ходят они, подобно скотине, без имени. Младшую и то просто Рыжкой зову, а старшего Непутевым. Среднего же, того, что косой, так и зовем Косенький.
И так она стала причитать при этом, так уговаривать, что даже господин Чучуев размягчился.
— Да, — говорит, — действительно, вижу: нелегальная у вас жизнь и подпольное существование.
Между тем назначили мы вскорости фактический день. Было это, помню, в конце февраля месяца. Приказал господин Чучуев согреть воды и лоханку на всякий случай приготовить. А как пришло время обряда, потребовал он еще кусок мыла и чистое полотенце.
— Теперь, — говорит, — раздевайте моментально девицу женского пола.
Выкупал ее господин Чучуев собственными руками, голову вымыл и волосы расчесал. И как кончил священный обряд:
— Уходи, — говорит, — Евдокия. Пускай Клементий лезет в лоханку.
Словом, управились мы меньше чем в полчаса. И с того дня только нас и задерживало еще совместное ожидание ребенка. Стали мы гадать с господином Чучуевым: когда настанет ожидаемый срок?
— Все это можно вычислить при помощи науки, — сказал господин Чучуев. — Если мы бросим взгляд на слониху, ей и в шестнадцать месяцев управиться трудно. Потому толстокожее животное и находится в стаде. Совсем другое дело самка летучей мыши. А ежели остановиться внимательно на еже, все предыдущее и последующее станет ясно.
— Да, — говорю, — действительно закон природы.
И поразился я опять-таки научным элементам. «До чего, — думаю, — все изучили! Каждого зверя и птицу». Даже тоска меня разобрала. «Вот, — думаю, — ползет таракан по столу… Другой по случаю неосторожности в щах очутился. Но ведь оба они давно изучены… Конечно, соображаю, прогресс. Психология и прочие науки. А все-таки удивительно».
Между тем дождались мы наконец критического момента. Пробудились мы как-то ночью с господином Чучуевым по причине женского крика.