Канареечное счастье
Шрифт:
Ну а все-таки довершил генерал случившуюся драму, и тягостно мне о нем вспоминать… Однако расскажу по порядку. Любили мы помечтать иногда с господином Чучуевым. Вроде отдыха были эти мечты после наших учебных занятий. Бывало, уляжемся в постели и лампу потушим. И уж тут пойдут разговоры. Обыкновенно начинал господин Чучуев.
— А что, — говорит, — если бы шел я по улице и вдруг нашел четыреста тысяч крон?
— Что ж, — говорю. — Дом можно было бы здесь купить или торговлю затеять.
— Нет, — говорит господин
— И это, — говорю, — неплохое занятие. Поехали бы вместе дикарей обучать. А обратно можно было бы апельсинами нагрузиться и выгодно здесь продать.
И уже размечтаемся о всяких прекрасных моментах…
И вот случилось нам однажды проснуться утром от стука посторонних шагов.
— Генерал это, — сказал господин Чучуев. — Больше некому так стучать. Только зачем бы пожаловал утром?
Действительно, вошел к нам в комнату генерал и сейчас же ногу свою отстегнул и на гвоздик повесил. А сам присел на кровать.
— Дело, — говорит, — у меня есть. Потому пришел сверх всякой программы.
И стал моментально рыться в кармане. Наконец вынул синий билетик и господину Чучуеву протянул:
— Дозвольте предложить вам билет на лотерею изувеченных воинов. Можете выиграть крупную сумму или ценный предмет.
Переглянулись мы тогда с господином Чучуевым.
— Как раз вчера, — говорим, — рассуждали мы о подобной случайности.
— Значит, кстати пришел я. — сказал генерал. — Вот увидите, выиграете что-нибудь ценное.
И купил господин Чучуев данный билет.
— Пускай, — говорит, — лежит на всякий случай. Может быть, действительно сделаюсь капиталистом.
И как ушел генерал, то мы еще немного помечтали.
— Эх, кабы сотню тысяч выиграть! — сказал господин Чучуев. — Для доброго дела я бы ее предназначил. Например, закупил бы у султана гарем и всех женщин выпустил на улицу. Или же для научного опыта деньги эти пожертвовал. Пусть, например, ученая профессура оросит на мои средства Сахару.
Умилялся я, слушая эти планы.
— Вы, — говорю, — благородной души человек, господин Чучуев!
А он, как всегда, только улыбается и глаза в землю потупит. Скромность ему мешала гордиться заслугами…
И вообще — как рассказать о той или иной его стороне? Теперь когда вспоминаю о нем, то с беспристрастием говорю: в его лице наука, безусловно, что-то потеряла. Но этим, конечно, всего не скажешь. Надо было самому его знать, чтоб оценить все качества его характера.
Помню, в тот год мы занялись изучением воды. Возьмем, например, каплю и рассматриваем ее под стеклом. Очень интересные бывали капли. Одна, например, совсем мутная, а другая горит, как алмаз. Красивое получалось зрелище. Здесь же и опыт какой-нибудь произведет господин Чучуев.
— А теперь, — говорит, — выльем воду на научную почву.
И перельет, понятно, из одного сосуда в
И тут суждено мне сказать о самом губительном факте. Прихворнул как-то под осень господин Чучуев, простудился немного. Укрыл я его одеялом и голову собственноручно смочил.
— Лежите, — говорю, — спокойно. Много вы занимались в последнее время. Нельзя так. Отдохните если не для себя, то хотя бы для пользы науки.
А он, как всегда, улыбается тихо.
— Нельзя, — говорит, — отдыхать, когда ожидает ученое поприще.
— Нет уж, — говорю. — Пускай подождет. Из-за поприща я вам болеть не позволю. Извольте лежать.
И как назло в тот день ветреная была погода, а к ночи еще атмосферные осадки выпали, вроде манной крупы. Растопил я печку и чайник поставил. Сам же уселся с книгой. А снаружи гудит ветер и бьется в окно. И вдруг говорит господин Чучуев:
— Откройте в столе книжный ящик и достаньте оттуда порошки. Лихорадочное у меня состояние, и нужно принять что-нибудь против температуры.
Передал я ему порошки и опять уселся читать. И задумался я, между прочим, над книжными истинами. «Сколько ума, — думаю, — на каждой странице! И какие герои в романах!» В особенности фраза одна меня поразила из героических уст. Насчет любви была эта фраза…
Тут внезапно застонал господин Чучуев. Отложил я в сторону книгу, повернулся к нему лицом. И такое увидел — никогда во всю жизнь не забыть!
Гляжу, поднялись у господина Чучуева на голове волосы и сам он скорчился на постели. И что-то пытается рассказать при помощи хриплого звука. А губы у него побелели, и пена на них показалась. Вскрикнул я, подавленный открывшейся передо мной картиной.
— Что с вами? — кричу, — Скажите, ради Бога!
А он рукой только машет и вообще объясняется жестами. Подбежал я моментально к ложу больного.
— Скажите, — говорю, — что случилось?
— Крысы… крысы это, — хрипит господин Чучуев.
И повалился опять на постель. Пошли по нем судороги, и даже мускулы сократились. Я же стою перепуганный и не знаю, как оказать медицинскую помощь. Наконец отдышался кое-как господин Чучуев и ручкой меня поманил. Склонился я над ним, а он еле слышно шепчет:
— Несчастье случилось большое. Против крыс порошки я принял. На всякий случай хранились в столе порошки эти.
Всхлипнул я даже от горя, услышав его признание.
— Ах, Боже мой! — говорю. — Как же вы допустили такую неаккуратность!
А он опять ручкой показывает:
— Откройте поскорее другой ящик. Есть там пилюли в другой коробочке.
Бросился я моментально к столу, отыскал пилюли.
Проглотил господин Чучуев одну из них и вдруг на коробку уставился взором. И застонал сейчас же.