Канатные плясуны
Шрифт:
— Не много ли случайностей, и не много ли ты берешь на себя? — стоя на четвереньках, «Робин Гуд» повернул голову, вроде как собака приподняла ухо, прислушиваясь. — И сам случайно труп обнаружил, и визитную карточку сам в чужие вещи сунул… случайно.
Диме захотелось его треснуть, но он не мог ударить стоящего на коленях человека.
— Моторка, — коротко сообщил проводник.
— Это здорово, — обрадовался Дима. — Мы попросим их…
— А если это бандиты?
— Но…
— Лучше спрячемся пока, — предложил «Робин Гуд». — Доверься
В берег уткнулись две лодки, и из лодок на отмель высыпали несколько человек. Все они были мужчинами, небритые, тепло одетые в пропахшие дымом и потом телогрейки, и перекрикивались хриплыми простуженными голосами.
— Пираты какие-то, — пробормотал Дима.
— Браконьеры, — пояснил «Робин Гуд».
С первой из причаливших лодок выволокли мешок, в котором, как показалось Диме, были сети. Но когда мешок развернули, внутри оказалась девушка. Та самая девица, которая предложила себя путешествовать вместе с ними. Джессика.
Тут один из браконьеров направился к кустам, где прятались Дима с «Робин Гудом». По ходу из ладони в ладонь он перебрасывал топор, явно намереваясь нарубить топлива для костра.
Остальные — кто принялся потрошить уже выловленную рыбу, кто разливал по пластмассовым стаканчикам водку, но большинство столпились вокруг лежащей на отмели девушки.
Она была жива, и сейчас сидела, опершись на руку, как копенгагенская русалка.
Слов не слышно, но жесты у мужиков были отвратительные.
Стоящие вокруг браконьеры отпускали сальные шутки. Один из них, с похожим на крюк носом, для наглядности сжал кулак, выставив лишь средний палец, и этот палец смачно обсосал.
Остальные заржали.
Человек с топором подошел совсем близко к их укрытию, когда Дима шепнул:
— Если ты там не наврал насчет спецназа… Вроде был когда-то крутой… Мы вытащим девушку.
— С десяток мужиков… И наверняка есть ружья. А ей… ей и не через такое проходить приходилось, наверняка.
— Дерьмо.
— И я говорю, девка — дерьмо. Стоит из-за такой рисковать?
Мужик с топором примеривался, какой ствол рубить, не заметив, что у корней приникли к земле два тела.
— Ты — дерьмо, — одними губами пояснил ему Дима.
Но в этот момент «Робин Гуд» змеей скользнул вперед.
Дело в том, что «дровосек» опрометчиво наклонился, намереваясь срубить ствол ольхи пониже, а «Робин Гуд» тут же на мгновение накрыл ладонью ему затылок, словно погладил домашнее животное.
Зрелище все же в большей степени было похоже на нападение змеи. Как гадюка, рука его взметнулась из кустарника, а мужик вдруг побледнел, беззвучно несколько раз схватил губами воздух и упал ничком.
— Я думал, ты застрелишь его из рогатки, — шепотом удивился Дима, подбирая выроненный топор.
— Какой рогатки? — так же тихо поинтересовался «Робин Гуд».
Ползком,
От топорища несло сырой рыбой.
Трава кончилась. Впереди из проморенных веток и всякого хлама, выброшенного на берег при разливе, природой был создан некий «бруствер». А дальше — голая поверхность отмели.
— Если дождаться темноты… — предложил «Робин Гуд».
— До темноты они успеют с ней такое навытворять…
— Или хотя бы подманить их по одному, — без всякой надежды на успех предложил он.
— А это идея! Ты мог бы отвлечь внимание этих типов?
— Ох… — вздохнул «Робин Гуд». — Попытаюсь. Но зачем?
— Я кое-что придумал.
— Ладно. Минуты две я тебе гарантирую.
— Сойдет.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пожелал ему «Робин Гуд» и поднялся во весь рост.
Поначалу его не заметили.
Он принялся быстро скидывать одежду, а потом, черпая пригорошнями пыль и глину, натирать этой грязью тело.
Тем временем один из мужиков схватил девицу за волосы и, запрокинув ей голову, смачно, так, что чмокающий звук пронесся по всей реке, поцеловал в губы.
— Сука! — вдруг заорал он, отпрянув, — Гнида! — и прижал ладонь к лицу. — Она мне губу прокусила!
С оттяжкой пнул ногой сжавшееся в комок женское тело. Девушка не издала ни звука, только завалилась на бок. Он продолжал еще некоторое время наносить удары тяжелыми сапогами, пока компаньоны его не оттащили.
— Ты нам товарный вид испортишь, — смеясь, попытался утихомирить его белобрысый с крючковатым носом, похожим на крюк биндюжника, которым цепляют джутовые мешки.
— Не все ли равно, что на крючки насаживать, — отпарировал возмущенный насильник, и белобрысый побледнел от гнева, так как уловил намек на свою внешность..
— ЛЮДИ, ЗВЕРИ И ПЕРЕПЕЛКИ… — вдруг прозвучал глухой, надтреснутый голос. — Муравьи, и комары, и прочие гады. Слушайте. УСТА МОИ, — крик надавил на барабанные перепонки, — уста природы. Как КОРНИ ДЕРЕВА, стремятся они добраться до сути, которая скрыта для живущих, прыгающих и алкающих, но не в смысле алкашей, а просто выпивающих, и только тем, кто навеки слился с природой, она ведома…
Все, как по команде, повернулись в сторону, откуда звучал этот безумный голос. Даже избитая девица подняла голову.
«Робин Гуд» предстал перед зрителями совершенно голый, только прикрывал причинное место пучком сорванной жесткой прибрежной травы. Он был темен от природы и грязи и смахивал на папуаса.
В спутанных волосах его торчал цветок лютика, или «куриной слепоты», как его почему-то называют.
— О, е! — только и сказал белобрысый с крючковатым носом, выражая коллективное мнение.