Канцтовары Цубаки
Шрифт:
— Нет-нет, на сегодня работа закончилась. О времени можно не волноваться! Зовите меня просто Панти. Все равно все дети уже только так и зовут…
— Ну, тогда и вы меня зовите Поппо-тян. Хотя на самом деле я Хатоко.
— Рада познакомиться, Поппо-тян!
— И я!
Не успел чай завариться, как госпожа Барбара вернулась с большой коробкой в руках.
— Это я купила в аэропорту Парижа уже перед самым отлетом домой. Для сегодняшних посиделок, по-моему, в самый раз!
— «Макароны»? — с удивлением прочитала Панти золотистые буквы на коробке. Хотя картинка
— Макаруны! — тут же поправила госпожа Барбара. — От кондитерского дома «Ладюрe»… Пальчики оближете!
Под их восторженное щебетание я разлила по чашкам свежезаваренный чай.
— Ну? На кого какое смотрит? — предложила госпожа Барбара, открыв коробку. Я выбрала ярко-желтенький макарун, самый крайний слева. И даже не представляла, что у него за вкус, пока этот нежный цитрусовый крем не расплылся по языку… Значит, макаруны от «Ладюре». В жизни таких не пробовала!
— Бери-бери, не стесняйся! — подбодрила госпожа Барбара.
Вот и Панти, еще недавно глотавшая слезы, с явной радостью выбрала себе светло-коричневую кругляшку. А нежно-лососевый макарун гармонично оттенял пальчики госпожи Барбары.
?????????????????????????
Весной ешь горчинку, летом — кислинку, осенью — пряность, зимою — жиры…
Этот лозунг, выписанный кистью Наставницы, до сих пор висит на кухонной стене. Много лет назад она вывела его на обороте закончившегося календаря. Некогда белоснежная бумага давно пожелтела и покрылась брызгами от масла. Сколько раз собиралась ее выкинуть, да все не поднималась рука. Так и висит, словно застывшая в небе звезда для загадывания желаний.
Впрочем, как выяснилось, Наставница оставила после себя не только исписанные бумажки.
Однажды, разгребая постельный шкаф в ее спальне, я наткнулась на огромный картонный ящик. Внутри оказались канцелярские принадлежности из каких-то давно забытых времен. Среди чисто японских были и зарубежные, но большинством из этих инструментов не пользовались ни разу.
Деревянные линейки, американские ножи для бумаги, металлические угольники, жестянки с клеем, точилки для карандашей, ножницы, наклейки для заметок, замазка для букв, точилки для ножей, скрепки, записные книжки, тетради для конспектов, степлеры, шариковые ручки, флуоресцентные маркеры, цветные карандаши, мелки для рисования, пачки писчей бумаги… Ну и, конечно, целый развал простых карандашей.
Почему все это хранилось именно в спальне, я понятия не имела, но почти каждую из вещей еще можно было использовать. А элегантный налет забытого прошлого даже придавал этому старью неожиданно свежий вид.
Перебрав все одно за другим, я дотошно проверила каждую фирму-изготовителя и страну производства. Какие-то из фирм уже исчезли, а какие-то давно не производили подобных изделий. Но почти все канцтовары — высшего качества и даже сегодня стоят немало…
В общем, настоящий клад для торговца. Продавай — не хочу!
Тут же прибравшись на прилавках, я высвободила место и для новых старых товаров. Что говорить, до сих пор там было слишком много пустот, заполнить которые труда не составило. К каждой «новинке из старых запасов» прицепила по бирке с пояснением, что это. А совсем винтажные вещи, которые
В начале октября я решила проветрить старые непроданные тетради. И, расстелив у крыльца большую клеенку, начала выкладывать на нее одну тетрадь за другой. Как вдруг за спиной у меня раздалось:
— Эй! Послушай-ка!
Я оглянулась. Надо мной нависал Барон. Что это за человек — я понятия не имела, но по местным улочкам он передвигался исключительно в строгом мужском кимоно и фетровой шляпе, точно герой романов эпохи Мэйдзи. До сих пор я не заговаривала с ним ни разу, но его шляпа частенько маячила в ближайшем кафе, где он регулярно пил кофе и читал газеты. Эту шляпу, украшенную одиноким перышком, он, похоже, не снимал никогда. А все вокруг почему-то называли его Бароном.
— Мне нужно, чтобы ты написала ответ… вот на это! — прорычал Барон и достал из-за пазухи какое-то письмо. Развернув бумажку, он резким движением протянул ее мне.
— Вы хотели бы сделать заказ? — уточнила я.
— А что ж еще?!
Хотя бы для того, чтобы он перестал нависать, я взяла из его пальцев письмо.
Писать ответы на полученные кем-то письма мне приходилось уже не раз. Когда о подобной услуге просили друзья, мне еще удавалось постепенно спускать эту тему на тормозах. Но серьезным заказчикам или людям, перед которыми я в долгу, отказать не получалось. Не говоря уже о тех, кто неспособен писать письма от природы. Многие из таких бедолаг прибегают к писцам в отчаянии, терзаемые чувством вины за то, что уже слишком долго заставляют кого-то ждать.
Но случай с Бароном, похоже, был особенный.
— Какой-то прохиндей клянчит у меня деньги в долг! Откажись под любым предлогом! Но так, чтобы он не мог сказать, будто я в чем-то его обвиняю! Оплата — по результату, идет?
Все это он выпалил без остановки, даже не заглянув мне в глаза. И, оставив меня с бумажкой в руке, куда-то исчез.
Ну и торопыга… Клиента, решившего сделать заказ, принято хотя бы чаем напоить. Но этот Барон даже не заглянул в магазин!
Солнце светило вовсю. Оставив тетради сушиться, я зашла в дом и пробежала глазами оставленное Бароном письмо. Действительно, то была просьба об одолжении довольно крупной суммы. Но сам текст выглядел очень странно. Глаз резали бесчисленные ошибки и пропущенные буквы, а также путаные намеки на то, что когда-то автор письма чуть ли не спас адресату жизнь.
«Какой-то прохиндей клянчит у меня деньги в долг!» — вспомнила я презрительный возглас Барона. Что ж, его можно понять. Получи такое письмо я сама — желания помогать его отправителю деньгами у меня бы точно не возникло.
Чтобы немного развеяться, я прогулялась до храма Хонкаку-дзи. На его задворках зашла в ресторанчик «Фукуя», где угощают блюдами префектуры Ямагата. Совсем крохотный: барная стойка с табуретами, без столов. Но как ни заглянешь — вечно полно народу. И хотя в таких местах я всегда боюсь встретиться с кем-нибудь из прошлого, о котором не хочу вспоминать, по счастью, такого не случилось еще ни разу.