Кандибобер (Смерть Анфертьева)
Шрифт:
Страх показаться умнее., чем положено, образованнее, чем дозволено, смелее, чем допустимо! И мы боимся, боимся, боимся! Страшимся произнести слово, которое годами вертится на языке! Опасаемся одеться так, как, нам хочется! Трусим сказать, поступить, подумать - вдруг не так!
Анфертьев замолчал и шагал упруго и быстро, даже не заметив, что давно уже держит зонтик только над собой.
– Слушай, ты весь дрожишь.
– Света осторожно завела его руку с зонтиком над собой.
– Я давно дрожу.
– Ты хочешь, чтобы я прилетела в Запорожье? Хорошо
– Точно?!
– Если точно прилетит самолет, - сказала она, глядя на Анфертьева исподлобья.
– Но ты не прав, Вадим. Не все страхи стоит крушить. Перед некоторыми можно и остановиться. Мне бы не хотелось, чтобы у нас с тобой все было ясно. Пусть будет неопределенно и запутанно, пусть будет зыбко, пусть все висит на волоске, но упрощать не надо. Я не хочу избавляться от своих страхов, понимаешь? Пусть они будут, я сама с ними справлюсь, если они станут слишком уж досаждать. Понимаешь? Не знаю, кому из нас сложнее... Но я не хочу, чтобы мне стало совсем легко и просто.
Анфертьев молчал, пристыженный. Ее решимость была тверже, Света готова была идти дальше, чем он. За его порывом было нечто неустойчивое, кратковременное.
– Ты права, Света, - сказал он.
– Меня выводит из себя... Все остановилось, вот в чем дело... Нет движения. Нет перемен. Нечего ждать. Это ужасно, когда нечего ждать!
– Ты тоже улетаешь в пятницу?
– Нет, в среду. Мне нужно прихватить два рабочих дня. А в пятницу я встречу тебя в Запорожском аэропорту.
– Неужели это возможно, Вадим?
– улыбнулась Света первый раз за всю эту их весеннюю дорогу под частым теплым дождем.
Анфертьев не успел ответить - в этот момент прозвучал вопрос Следователя, прозвучал у него в мозгах, в сердце, в печенке. Да, в Анфертьеве уже всю зиму жил Следователь. Не очень часто напоминал о себе, но и забыть о себе не давал. И нет в этом ничего удивительного. Разве вы не замечали, как в нас поселяется ненавистный враг и вы ругаетесь с ним каждый раз, когда остаетесь одни, когда вспоминаете его ненароком? Разве не поселялась в нас девушка с соседней улицы?
Разве друзья не живут в нас? Сколько народу мы прописали в себе: книжных героев и продавцов из соседней лавки, живых и мертвых, знакомых и тех кого никогда не видели! Дай нам Бог удачи разобраться со всеми, для каждого найти слова и силы.
"Скажите, Лунина, с кем из заводоуправления у вас сложились наиболее близкие, доверительные отношения?" - спросил Следователь.
"У меня со всеми хорошие отношения". "А тут кое-кто называл Анфертьева...
Вы с ним встречаетесь чаще, чем с другими?"
"Анфертьев - наш фотограф, и вход в его лабораторию из бухгалтерии, поэтому мы просто вынуждены встречаться с ним каждый день".
"Как вы думаете, он мог "это" сделать?" "Анфертьев? Никогда. Он... Он слишком слаб". Такой вот разговор вдруг ворвался в сознание Анфертьева, пока он, ссутулившись, стоял под мокрым зонтом и смотрел Свете в глаза. И тут же все в нем затихло, как ничего и не было - ни Следователя, ни его вопросов, ни его подозрительности. Но тут
Кому-то отвечать все равно придется. И так ли уж важно, посадят меня или кого-то другого?"
"Это важно. Сидят миллионы людей, но я не чувствую себя от этого несчастным. Не велика беда, если к ним прибавится ещё один. А ты останешься на свободе в любом случае".
"Ты уверен, что мне захочется после этого остаться на свободе?"
Анфертьев не стал отвечать, он повернул ручку настройки и тут же поймал волну Натальи Михайловны.
"Вадим, - проговорила она низким сипловатым голосом, - зачем тебе столько денег? На кой черт они тебе?"
"Какие деньги, ты о чем?" - удивился Анфертьев.
"Те самые, которые ты задумал взять в этом дурацком Сейфе".
"Не знаю... Я не думал о деньгах".
"Врешь. Как же ты не думал, если собираешься все это провернуть в день зарплаты и премии, когда Сейф будет полон. Зачем они тебе?"
"Понятия не имею. Куплю Таньке большой мяч, раскрашенный под земной шар. На нем будут материки океаны, проливы, острова... Я куплю этот мяч и подарю Таньке.
И скажу ей - тише, Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч".
"Ты не можешь купить его на свою зарплату?"
"Нет. Не могу. Потому что таких мячей нет в продаже. Я его придумал".
"Ты добьешься только одного - этот мяч утонет вместе с тобой".
– Не утонет, - чуть слышно произнес Анфертьев и только тут заметил Свету, стоявшую рядом под одним зонтом.
– Извини, - сказал он, - я слегка отвлекся.
– Ты сказал - не утонет. Кто не утонет?
– Мяч.
– Какой мяч?
– Резиновый. Большой блестящий мяч - глобус. На нем есть реки, озера, красной звездой помечен город Москва, там есть леса. Северный полюс... И все на одном мяче.
– И он может утонуть?
– Может. Но он не утонет. Я все обдумал...
– Скажи, Вадим, а этот мяч...
– Света, я жду тебя в пятницу вечером в аэропорту Запорожья. Ты меня узнаешь по синему галстуку с красными полосками. Ты не представляешь, какой дорогой подарок мне сделала! Спасибо тебе.
– Слушай, Вадим, тебе что, совсем паршиво?
– Похоже на то.
– Что с тобой происходит?
– Понимаешь, ко мне мой старый друг не ходит. Он стал большим начальником.
– Ну и что?
– Мы оказались с ним на разных ступеньках. Моя ступенька далеко-далеко внизу. Я почти не виден. Еле различим. И то хорошо вооруженным глазом. Со мной нельзя разговаривать без смеха. У меня все смешное.
– И нельзя никак поправить дело?
– Знаешь, Света, есть на примете один способ, несколько рисковый, правда, но, боюсь, он отбросит меня ещё ниже. Тогда некоторым придется просто помереть со смеху. Но этого может и не случиться, поскольку ниже моей ступеньки и нет ничего. Я совсем не рискую, падать некуда.