Канон Равновесия
Шрифт:
Усталые опоры трескаются, ломаются. Какую бы поддержку мы не старались ему дать, он по возможности отказывался, увиливал, стремился быть один.
…Однажды я решила научиться летать.
Духовное родство у кхаэлей иногда бывает сильнее плотского, и я, малявка, настолько привязалась к брату, что позвоночник между лопаток стал прорезаться коротким гребешком. Взрослые даэйры шутливо звали меня даррысью и грозились причислить к Клану. Рей умилялся, а небесные наставники, обучавшие молодых полету, стали разрешать мне сидеть в уголке во время занятий.
Глядя,
Малявка. Пигалица не больше пятилетней человечки. Дуреха ушастая. Я вздумала отрастить себе крылья. А что? Смогу непременно, ведь магия точно так же бежит в моей крови, как и у взрослых. В один прекрасный день, дождавшись, пока с тренировочной площадки все уйдут, я выбралась из ветвей развесистого самсара, росшего на краю утеса и улеглась животом прямо на прогретые солнцем камни. День начинал клониться к вечеру, косые лучи светила уже не обжигали, а ласково гладили. Я уперлась подбородком в скрещенные руки и закрыла глаза.
Чтобы вырастить крылья нужно сначала их себе представить. До мельчайшей косточки, до волоконца мускула, до последней чешуйки. Я старательно воображала, как сила, бегущая по моим жилам, разгоняется и вырастает из спины, как уплотняется в кости, мышцы, сухожилия. Пусть будут такие же, как у брата, крепкие плечи и предплечья, широкие ладони с длинными пальцами, между которыми натягивается рыжеватая перепонка, кое-где усыпанная мелкими блестящими чешуйками…
Когда у меня все-таки получилось задуманное, я ничуть не удивилась — разве могло быть иначе? Встав на нетвердые ноги, я отряхнула платье и помахала непривычными конечностями, а потом радостно и уверенно шагнула в пустоту с края террасы, как это делали взрослые.
В первый миг показалось даже, что я никуда не падаю, просто повисла. Меня обхватил жгучими ладонями ледяной ветер, забрался под платье, осыпал мурашками кожу. Потом я увидела, как мимо, смазываясь и сливаясь, несутся черно-серые камни утеса, а снизу приближается склон горы, крыши зданий и острый пик каменного клыка, пробившего собой зеленый покров чьего-то сада. Сердце екнуло от восторга пополам со страхом, замерло и снова заколотилось о ребра. Я отчаянно замахала руками и крыльями — вверх, вверх! Даже стала подниматься. Я хотела летать! Но ветер вовсе не был мне другом. Холодный порыв ударил меня сверху, закружил, понес. Силенок не хватало, чтобы ему противостоять. Меня несло, как щепку в бурной реке, едва не ударило о скалы. Крылья выворачивало, спина, руки, ноги, шея — все болело от напряжения. Вот сейчас разобьюсь!
Он вынырнул мягко, гибко, как истинный змей. Гребень на спине стоял торчком, прорвав тонкую ткань рубашки, волосы разметались от ветра. Стрелой слетел вниз, хлопком распахнул крылья. Завис недалеко от меня, удерживаясь мерными округлыми взмахами.
— Держи крылья ровнее, и не вздумай решить, что разобьешься!
Когда Рей так приказывает, подчиняются все. И я не стала исключением — тело будто само знало, как правильнее исполнить требование. Я закусила губу и старательно забила уставшими крыльями. Падение прекратилось.
— Полет это прежде всего, желание и вера, запомни! Разуверишься, расхочешь летать, разлюбишь небо — и тебе в него не подняться никогда, будь ты хоть трижды птица. Держи крылья! И ляг на воздух, как на ладонь, доверься ему.
Зря Рей это сказал. От его слов я тут же вспомнила, что крылья ненастоящие — и они начали тускнеть и просвечивать.
— Держи, кому говорю! — рявкнул брат, в очередной раз пролетая снизу. — Упадешь!
Я изо всех сил постаралась думать о крыльях. О том, какие они сильные и плотные. Меня болтало из стороны в сторону, мышцы сводило судорогой от холода и боли. Но брат не собирался меня ловить. Хочешь не хочешь — надо лететь. Хотя бы не упасть. Приземлиться сама я тоже не смогу. По щекам бежали слезы, их тут же срывало ветром. Хотелось умереть.
— Не махай беспорядочно, — порыв ветра от его мощных крыльев сбил на сторону мои и без того спутанные волосы. — Расслабь плечи. Все четыре. Держись крыльями за воздух. Лети со мной и за мной.
У меня темнело в глазах, я мысленно проклинала собственную глупость. Но подчинилась, повторяя все движения брата. Мы не улетели далеко от горы, внизу все еще простирался ее западный зеленый склон, почти самое подножие. Домики размером с коробок для благовоний, люди и кхаэли величиной с муравья. Следовать за Реем и впрямь оказалось намного легче, как будто по проложенному коридору. Но я так устала…
Ни руки, ни ноги меня уже не слушались. Дыхание застряло в горле острым растопырившимся ежом. Крылья последний раз слабо дернулись и начали пропадать. Я камнем полетела к земле.
Брат только того и ждал. Поднырнул снизу, подхватил на руки — и ринулся к замку. Лишь ветер жалобно засвистел ему вслед. Я уже того бешеного полета не помнила.
Потом взволнованные родители долго отчитывали нас обоих. Меня — за то, что посмела подвергать себя глупой опасности, Рея — за то, что не сгреб да не притащил домой сразу. Брат на это невозмутимо отвечал:
— Один раз попробовала, больше не станет. Научится рассчитывать силы и поймет, что на любое хотение нужно сначала умения набраться. Я бы и за шиворот телекинезом поймал, если надо.
Надо сказать, урок пошел впрок. Три дня после злополучного полета я не могла с кровати даже сползти, не то что встать. Кусок в горло не лез вовсе. Любимый братик, заходя ко мне в спальню сразу после отца с матерью, вместо вечерних сказок начинал скучным и нудным голосом читать одну и ту же нотацию о том, как вредны бывают сиюминутные желания и как хорошо было бы, если б я научилась соизмерять их с умениями.
Сейчас я была бы рада тем нотациям. Гребень сгладился, крыльями с тех пор я больше не баловалась. Но детское чувство родства душ никуда не ушло.
Возможно ли убить собственную душу?..
— Рысь! Рыся! — это Рахи тряхнул меня за плечо, вытаскивая из воспоминаний.
— А? Что?.. — я помотала головой, не сразу сообразив, чего он от меня хочет. — Куда?
— Чего-чего, — водяник больно дернул меня за ухо, чтобы окончательно перестала считать ворон. — Ты с нами идешь? За братом?