Канонир
Шрифт:
Надо попробовать сориентироваться — где я. Так, от Пскова мы скакали на северо–запад, стало быть — в сторону шведской границы. Меня пронзила мысль — а на своей ли, на русской земле я сейчас или уже на шведской? Ведь от места, где меня пленили, мы тоже ехали на северо–запад. Если так, то дело хуже, чем я думал. На своей земле может помочь сбежать или покормить, на крайний случай, кто-то из местных, а для шведов я — чужой.
Обменяют ли меня на пленного шведа? Для войска Ивана я — гражданское лицо. Выкупить — кому? Илья не знает, где я, и будет ли тратить деньги? Я же ему не
В общем, куда ни кинь — всюду плохо.
Вообще-то деньги на выкуп у меня есть — лежат в моей комнате, только как о них сообщить Илье?
Послышались близкие голоса, лязгнул открываемый замок, в лицо ударил яркий свет.
— Выходи!
Я связанными руками надел на шею сумку с инструментами и вышел. Никто из шведов даже головы в мою сторону не повернул.
Меня привели к добротной бревенчатой избе, воин постучал, и когда из-за двери ответили, провёл меня внутрь.
За простым дощатым столом сидел воинский начальник. То, что он командир, было понятно — на мундире золотые аксельбанты, обшлага рукавов в золотых позументах. Швед развалился на стуле, на столе стояла бутыль с вином.
— Мне сказали, что ты лекарь. Это так?
По–русски швед говорил совсем неплохо, но жесткий скандинавский акцент сразу выдавал носителя чужого языка.
— Истинная правда.
— Тогда почему тебя сопровождал воин?
— Меня вызвали ночью к раненому начальнику.
— К кому?
— Я не знаю — воин не сказал.
— У тебя в сумке медицинские инструменты, при тебе не было оружия, судя по тому, что тебя ночью сопровождали к раненому начальнику, лекарь ты должен быть неплохой, — сделал вывод швед. — Пока идёт война, я отпустить тебя не могу, хотя хочу заверить, что король и мы — его подданные, не воюем с населением. Наша цель — города и крепости.
Швед налил себе вина в кружку, с явным удовольствием выпил.
— Не хочешь ли послужить шведской короне, лекарь?
— И что я буду делать?
— То же, что и раньше — лечить раненых его величества.
— Как пленный, без денег? — деловито осведомился я.
Швед поморщился:
— Ты правильно понимаешь своё положение, так зачем спрашивать? Твоё место будет в обозе, я распоряжусь. Тебе предоставят еду и крышу над головой. За попытку побега — смерть, пугать не хочу, но предупреждаю.
— А если я откажусь?
— Нет, ты разумный человек, зачем тебе неприятности? Посмотри на свои руки.
Я машинально глянул на кисти — они были связаны. Швед понял свою промашку, подошёл и ножом разрезал верёвки. Кисти рук и пальцы закололо иголочками. Я с трудом повернул кисти ладонями вверх, посмотрел. Руки как руки.
— Эх, лекарь. У тебя руки чистые, под ногтями грязи нет, как у большинства других людей. Значит — ты не воин и не землепашец. Такие руки бывают и у дворян, однако одет ты не как дворянин. Руки твои говорят о том, что ремесло твоё чистое. А может, хочешь пойти на каменоломни? В Швеции много скал — работы надолго хватит. Пальцы поломаешь — у каменотёсов такие неприятности случаются.
— Меня выкупят или обменяют.
— Весьма вероятно, но случится это после войны, когда воюющие стороны подпишут мирный
Вот чёрт! Наблюдательный, и в уме не откажешь — может убедить.
— Хорошо, я согласен поработать хирургом. — Я помолчал и добавил: — До перемирия.
— Ты думаешь, войско вашего Ивана сможет нас одолеть? — Швед засмеялся. — В войске порядка нет, передвигаются медленно, пушки в основном в крепостях стоят, воеводы нерешительные.
— А как же Псков? Разбиты ваши войска, отступают.
На лицо шведа легла лёгкая тень досады.
— Это временные неприятности. Война не может состоять из одних побед, бывают и поражения. Кстати, поражение — лучший учитель в работе над ошибками, если у воевод есть мозги. Думаю, наши страны ещё не раз будут воевать.
Швед зычно крикнул по–своему, вошёл часовой.
— Тебя проводят в обоз; связывать больше не будут, однако и без пригляда не останешься, потому будь благоразумен.
Командир минут пять что-то втолковывал часовому по–шведски. Узнать бы, о чём говорят — всё-таки речь обо мне, но увы…
Часовой толкнул меня в спину, указал на дверь. Мы шли по лагерю, и я внимательно разглядывал вражеский бивуак. Надо запомнить — что–где, для будущей работы сгодится, ну и чтобы в случае чего успешно сделать ноги.
Мы подошли к опушке леса. Здесь укрывался обоз — стояли телеги с высокими колёсами, крытые плотной тканью, вроде толстой холстины или брезента. Занятно — у наших я такого не видел. Лошадей не было, скорее всего — паслись вдалеке, чтобы не загадить территорию.
Часовой сдал меня с рук на руки коротышке в мундире, с очками на носу. Я даже удивился. И более простые лорнеты и у русских дворян иногда встречались и стоили бешеных денег, а тут — круглые очки в металлической оправе. Чудно!
Коротышка на ломаном русском спросил:
— Звать?
— Юрий.
— Хирург?
— Да.
— Есть гут. Будешь работать со мной. Слушать меня, подчиняться только мне. Моё имя — Якоб. Вот эти три фуры — наши. Что в сумке?
— Инструменты.
— Интересно. Открой.
Я поставил сумку на телегу, открыл. Якоб перебрал инструменты, некоторые осмотрел внимательно, спросил назначение. Я пояснил.
— Неплохо! Пойдём, посмотришь мои.
Якоб подвёл меня к фуре, откинул крышку одного из ящиков. Инструментов было много, выглядели они попроще моих, но качество! Качество просто отменное! Отличная сталь, полированная до зеркального блеска, соединения — без зазоров. Я покрутил в руках один из них, вздохнул. Мой вздох не остался без внимания. Якоб самодовольно засмеялся.
— Швеция — великая страна, у неё лучшие инструменты и хирурги, а армии короля Карла нет равных, — хвастливо заявил он.
Ну–ну, посмотрим, каков ты в деле.
Якоб показал, где кухня, где палатка, в которой оперируют раненых. В палатке два высоких стола, над ними — по две керосиновые(!) лампы. Здорово! В России пока всё по–лапотному.
Меня накормили, причём солдатская пища не отличалась от нашей. Каша с мясом и нечто вроде эля — слегка хмельное кисловатое пойло. Не думаю, что качество его высокое — начальству наверняка подавали лучше.