Канонир
Шрифт:
— Это как?
— Ну, вот ты торгуешь; в одном месте дешевле купил, в другом дороже продал. Разница между ценой и есть твой навар, твой доход, с которого ты живёшь.
— Правда твоя, только все купцы так живут. За копейку купил, за две продал.
— Для этого ездить надо в другие земли, и знать — где какие цены.
— А как без этого? На том и стоим. И ещё удача быть должна, без неё — никак.
— Будущее не за торговлей, а за производством. Поставь фабрику — выпускай ткани, никуда ездить не будешь, головой
— Так тканей на Торжище полно.
— Конечно, шёлк, как в Китае, ты не сделаешь — так лён можно на Вологодчине покупать.
— Зачем на Вологодчине — у нас растёт.
— Купи землю с деревней, чтобы рабочая сила была, изо льна сделай ткань — у тебя её купят.
— Не понял пока, в чём выгода.
— В дешевизне. Сделать самому на местном сырье дешевле, чем покупать за тридевять земель, да ещё и в Псков везти. Иностранцы опять же купят. Управляющего честного найди — присматривать за производством, да и стриги купоны.
— Чего стричь?
— Это я так — к слову. Конечно, вначале вложиться надо — избу большую поставить, станки ткацкие закупить, людей обучить. Но всё же окупится — это не за Урал ехать.
Илья задумался, потом взял перо, бумагу и начал считать.
— Это ты где такое видел?
— В чужих землях — во Франции, в Венеции. Не хочешь ткани делать, можешь олово лить — ну, ложки, пуговицы, миски–кружки.
— Гляди–ко, а я сам не додумался.
— Думай. Нужно будет — подскажу, как лучше сделать.
— А торговля?
— Торгуй и дальше, кто тебе запрещает? Вот только кто первый встал — того и тапки.
— А это ещё что?
— Это такие удобные мягкие чуни на ноги, подошва войлочная, верх — из ткани.
— Не видал. И что — покупать будут?
— Ты много чего ещё не видел, Илья, хоть и во многих землях бывал. Только вот дальше торга ты не ходил.
— Твоя правда. Я ведь товар приезжаю покупать, а не смотреть, как его делают.
И такие разговоры у нас теперь были каждый день за обедом. Я чувствовал, что Илья всерьёз заинтересовался моими предложениями.
— Хорошо это всё, что ты говоришь, только денег требует сразу много, а отдача — не скоро.
— Если всерьёз возьмёшься, могу занять.
У Ильи округлились глаза.
— У тебя что — такие деньги есть?
— А сколько надо?
— Не считал точно, но думаю, много — рублей сто. Серебряных, — уточнил он.
— Надо — так будут.
— Гляди–ко, что — хирургия твоя такие барыши тебе приносит?
— В обычной жизни — немного, но если не сидеть сложа руки, можно прилично заработать. Вот оперировал я как-то дочку венецианского дожа, Джульетту, так кучу золотых монет получил.
— Золотых? — охнул Илья.
— Ага, целых пятьсот дукатов.
— Не может быть, покажи.
— Нет у меня сейчас этого золота. А другое
Я взял Илью под ручку, провёл в свою комнату, развязал мешок и высыпал его содержимое на постель.
Илья осмотрел каждое изделие, чуть на зуб не попробовал.
— Да, этот мешок дорогого стоит. Верю, что можешь в долг дать. А почему сам за производство не возьмёшься? Меня уговариваешь, а сам?
— Илья, если я займусь производством, кто будет лечить? Мне нравится моё дело, тебе — твоё.
— Какая разница, лишь бы деньги были.
— Э, нет, ошибаешься. Можно быть удачливым купцом, умелым строителем, но если ты не будешь любить своё ремесло, то никогда не достигнешь в нём высот. Вот подумай сам — мог ли каменщик построить Троицкий собор, что в кремле, без любви и таланта?
— Так то собор — его строителями, может, сам Господь руководил. А в долю войдешь?
— Нет уж, Илья. Купец ты знатный, а производством не занимался — опыта нет. Прогоришь ты — плакали мои денежки.
— А говоришь — склонности торговать нету. Ты поперёд меня все риски просчитываешь.
— Коли хочешь попробовать, Илья, начни с малого — создай артель человек на десять работного люда. Денег больших для начала не потребуется. Может — своими обойдёшься, а нет — так мой мешок к твоим услугам.
Мы ударили по рукам.
ГЛАВА VII
Наступила дождливая осень, небо затянуло низкими серыми тучами, из которых на землю лил и лил занудный дождик. Ещё ходили по рекам и озёрам баркасы и ушкуи. Купцы спешили наполнить торговые лабазы товаром.
Дороги уже развезло, они стали непроезжими и почти непроходимыми. Ещё две–три недели, ударят первые морозы, и тогда сообщение между городами прервётся на месяц, пока не окрепнет лёд на реках и землю не покроет снег. Тогда уж только потянутся санные обозы, оживится торговля. А сейчас — почти мёртвый сезон. Горожане сидят по домам, жизнь теплится лишь в мастерских, где кузнецы, гончары, шорники, плотники и прочий мастеровой люд продолжает трудиться так же, как и их отцы и деды.
На такой период прекращаются все и всякие военные действия. Просто невозможно их вести, когда не только пушку нельзя провезти на телеге, а и сами кони увязают по брюхо в грязи.
Вот и мы сидели в уютном доме Ильи. Сам хозяин ненадолго выбирался по своим делам, ко мне ходили пациенты. По вечерам мы устраивали долгие чаепития — под баранки да неспешную беседу. В роли главного рассказчика выступал я, повествуя о странах, где был, и о том, каковы там нравы. Вспоминал интересные истории, иногда рассказывал сказки и легенды. Слушали все с большим интересом — более благодарных слушателей я не встречал. И то — газет, радио и телевидения не было, падёт корова у соседа — на два дня разговоров.