Каноны механики
Шрифт:
Скинул халат на пол и закутался в теплое и легкое одеяло. Наконец-то можно растянуться во весь рост. Сонными глазами я оглядел спальню. За стеной шуршала вода, еще больше усиливая желание вздремнуть. Слишком много пафоса. Может, такой дизайн и вызывает у иных пару минут восторга, но жить в таких комнатах каждый день мало кто сможет.
Тяжелые старомодные шторы, хорошо хоть от солнца прекрасно спасают – можно спать днем. Я широко зевнул. На стенах чередовались мрачно-бордовые вставки обоев с позолотой рисунка – что-то вроде цветочных корзин – и вставки цвета топленого молока. Напоминало обиталище дамы бальзаковского возраста. Такие обои лучше клеить в комнате большого размера, чтобы они смотрелись,
Я еще намеревался поразмышлять над вопросом, стоит ли считать себя захваченным в плен, и когда у меня начнет развиваться стокгольмский синдром. Но тут мир озарила вспышка, и я уж было подумал, что кто-то включил эту блядскую люстру, но нет. Обстановка вовсе не напоминала больше комнату для стареющих мадам. Пока я пытался приспособиться к резкому свету, со стороны двери послышался тихий разговор. Ах да, я все ориентируюсь на спальню. Но дверь там и впрямь была, и она резко распахнулась, впустив сквозняк, тут же хлопнувший невидимой фрамугой, а я вжался в стену, наивно надеясь, что никто меня не заметит.
В комнату вошли двое. Сначала я видел только неясные силуэты на фоне обстановки в духе минимализма. Люминесцентные лампы на потолке. Все в стальном цвете. Из-за бликов с гладких поверхностей я сразу и не смог разглядеть лица вошедших, а когда разглядел, Матерь Божья! Великан в белом халате прислонился к длинному столу, а рядом с ним стояла моя сестра. Я чуть не поперхнулся. Что она тут делает? Глупая! Надо скорее спасаться!
Но они мирно так беседовали, только звук как будто под водой – не разберешь ни слова. А может, это вовсе не стражник? Может, это еще один живой человек, просто я с ним еще незнаком? Меня они, казалось, не замечали. Как будто я пришел в театр и наблюдаю из темноты зала постановку. Только слуховой аппарат не настроил. Я расслабился и даже дышать стал ровно. Думал, отдохну тут, ага.
Двое вышли из комнаты, но свет оставили включенным. Вскоре великан вернулся, занес в круг света, очерченный навесной огромной лампой, чьи-то потроха. Казалось, что по ним еще пульсирует кровь, такими свежими они были, еще горячими. Я начал хватать воздух ртом, внезапно сделалось так душно и тошно, от мясного запаха. Думал, сейчас выдам себя. Но верзила порубил потроха и, сложив их в чугунный котелок, отправился на выход, в этот раз погасив за собой свет. Очень вовремя.
Теперь я сидел в темноте и трясся. А вдруг это все же людоед и он таки съел мою сестру? Глупо, не спорю, но откуда он так быстро взял эти кишки? Чувствуя, что меня вот-вот вывернет наизнанку от страха и омерзения, внезапно осознал, что не могу пошевелиться. Что еще за хрень? Раньше такого не случалось. Меня будто сжимало коконом, тягучим, теплым, душным. Предупреждала меня сестра, но нет, доигрался. Я принялся исступленно сучить руками и ногами, пытаясь сдернуть с себя невидимую пленку, и, кажется, что-то кричал, но голос быстро тонул во мраке.
И опять резкий, пронзительный свет.
– А, ты уже не спишь, тогда поехали гулять.
Надо мной нависло чересчур знакомое лицо, но теперь гладко выбритое и посвежевшее. Блин, что он себе позволяет? Я вообще-то тут голый сплю! Я рванулся к валявшемуся на полу халату, как во сне засучив руками, и обнаружил себя замотанным в одеяло. А, вот оно что. Неужели, просто сон?
Словно прочитав мои мысли, шеф добавил:
– Ты кричал во сне, я подумал, что тебе плохо. Но раз ты в порядке, одевайся, легкий
Александр Сергеич пружинящей походкой, какую я никогда за ним раньше не замечал, вышел из комнаты, деликатно прикрыв за собой дверь. Люстра, кстати, оказалась не так уж плоха.
***
Шеф притормозил у резных ворот, за которыми чернел плотной стеной лес. Сумрак зимнего вечера отгоняли мягким светом редкие фонари. Бесшумно опускались на бескрайнее белое море пушистые снежинки. Как голубиные перышки. Я подставил ладонь и смотрел, как они скукоживаются от моего тепла и превращаются в капли.
– Признаться, ты меня слегка удивил своим выбором, – Александр Сергеич хлопнул дверцей, и звук этот впервые показался громким. – Здешняя тишина – это единственное чего нет в Москве.
О, я знаю! Специально выбрал город, в который, по моему впечатлению от гугл-карты, разве что в паломничество по церквям ездить. Чтобы никто не догадался. Кто ж знал, что шеф вот так припрет меня к стенке.
Легкий морозец, вправду, бодрил. Под ногами поскрипывало. Сосны шептались между собой, покачивая тяжелыми от снега кронами. Мы вышли на полянку, посередине которой темнели остатки кострища. Шеф, так легко ступавший по едва различимой в темноте тропинке, как будто знал дорогу, пнул обгоревшую консервную банку и отправил меня поискать веток. Я неуклюже бродил рядом, опасаясь потерять его из виду, пока он раскладывал туристические стульчики и рылся в рюкзаке. Где-то вдали подмигивали огоньки мчавшихся по объездной дороге автомобилей.
Конечно, единственное, что я смог найти – это обломленную веточку и штук пять шишек. При каждом звуке я испуганно вздрагивал. Вот крикнула птица, вспорхнув с ветки, с которой осыпался сухой серпантин снега. Вот я наступил на припорошенную снегом алюминиевую банку, и она оглушительно хрястнула так, будто из-за ствола кто-то передернул затвор. Я аж подпрыгнул. Шеф только покачал головой, скрывая улыбку под шарфом, и нагнулся к рюкзаку. Выудил оттуда аккуратно упакованные полешки, газету и каминные спички. Мол, так и знал, что ты, балда, только и способен в офисе задницу греть. Если бы я надел шапку, она прикрыла бы покрасневшие кончики ушей.
Начальник мастерски развел костерок, как будто учился не в Архитектурной академии, а где-нибудь в техническом универе, где каждый год ездят в стройотряд и по вечерам поют под гитарку у костра. А ведь я даже не знаю, что он закончил, вполне может быть…
– А нас не оштрафуют за костер? – Я обхватил ладонями пластмассовую кружку с горячим чаем, заботливо налитым из термоса предусмотрительным Александром Сергеичем. Оказывается, пока я спал, он снарядился как в настоящую экспедицию, и теперь обжаривал на прутиках кусочки хлеба. Тепло через пластик передавалось плохо и не спешило согреть мерзнущие пальцы. Я отхлебнул чаек. Черный со специфическим ароматом чабреца.
– А мы здесь одни. – Отозвался шеф, и огонек костра промелькнул в его угольных глазах.
Блин, предупреждать надо! Или не шутить так, когда я полный рот чая набрал. Еще бы предварительно печенькой угостил!
Шеф похлопал меня по спине, половина чая расплескалась. Я сопел красный и злой. В первую очередь на себя. Когда я уже перестану везде искать второе дно и реагировать на все, как кретин?
Наученный, больше я ничего не спрашивал. Мы молча поели жареного хлеба с сосисками и наблюдали, как тлеют угли, отдавая нам последнее тепло. Даже уютно стало в лесу, поначалу казавшимся мрачным. Александр Сергеич залил костер остатками чая, пока я складывал стулья. Передавая их шефу, уже закинувшему рюкзак за плечо, я неизбежно коснулся замерзшими пальцами его ладони, удивившись, какая она теплая. На секунду он остановил взгляд на моей шее без шарфа, но ничего не сказал.