Кантонисты
Шрифт:
В иных законах цель совращения была преднамеренно и тщательно скрыта, и внешняя суровость и резкость заменены успокоительными заверениями. Если жестокое обращение с рекрутами, выселения и другие подобные меры бросались в глаза, то казенные общеобразовательные училища, штат казенных раввинов, предписание об одежде и т.п. постановления «Еврейского комитета» должны были разобщить евреев изнутри.
Недоверие к нравственности еврейской нации выразилось и в установлении полицейского надзора над еврейскими книгами. В то время они были почти исключительно религиозного содержания и печатались под наблюдением строгих цензоров из христиан или крещеных евреев. Из таких книг состояли все еврейские домашние библиотечки. Но правительству мерещилась опасность: нет ли чего «вредного» в старинных или заграничных
Борьба с «еврейским фанатизмом», стремление переделать их быт не мешали, однако, правительству принимать и другого рода меры. В тот самый роковой 1827 год, когда был опубликован указ о еврейской рекрутчине «в натуральном виде», спустя три месяца после его подписания, были подписаны и другие два указа: о выселении евреев из всех деревень Гродненской губернии в города и местечки и о высылке из Киева всех еврейских жителей. Это было продолжением выселения евреев из деревень Белоруссии, начатого в 1823 году. К выселению из Гродненской губернии указ предписывал приступить «не прежде, как по окончании нынешнего рекрутского набора». В 1829 году евреев стали выселять из Курляндии, Лифляндии, из Севастополя и Николаева, потому что царь нашел «неудобным и вредным пребывание евреев в этих городах». В 1830 году последовал указ об изгнании евреев из сел и деревень Киевской губернии.
В вопросе же о некотором расширении черты оседлости, предложенном Государственным советом, царь был неуступчив.
В 1846 году министерство просвещения осуществляло свой проект обновления еврейской жизни при помощи казенных школ, и в это самое время министерство внутренних дел подготовляло проект, осуществление которого грозило разорением около 300 тысяч душ: оно предлагало выселить евреев из всех селений, расположенных на расстоянии 50 верст от западной границы России. Выселением из пограничной полосы правительство хотело оказать евреям услугу: Впредь они не будут попадаться в контрабанде, как это бывало до сих пор с некоторыми из них.
Таким образом, вместо борьбы с отдельными преступниками правительство считало вероятными преступниками всех пограничных евреев и, для восстановления их доброй репутации, решило выселить с насиженных мест.
Из всех законодательных ограничений, которым евреи подвергались, самым страшным для них был выработанный законопроект о разрядах или «разборе», по которому обитателей черты оседлости надо было разделить на пять категорий: купцов, земледельцев, ремесленников, мещан оседлых и мещан неоседлых. Этот законопроект от 23 ноября 1851 года превзошел все остальные ограничения, которым евреи подвергались во все время царствования Николая I.
Последняя категория, то есть неоседлые мещане рассматривались как бродяги и их надо было подвергнуть тяжким карам. К этой категории можно было отнести 70 процентов русских евреев, то есть около двух миллионов человек. Подобно преступникам они должны были лишиться всяких прав.
В разряд купцов могли быть зачислены только арендаторы помещичьих предприятий и купцы, записанные в гильдии. Землевладельцев евреев было весьма мало. Ремесленников, правда, было очень много, но никто из них не имел свидетельства о знании ремесла. Они не состояли в цехах и поэтому официально не считались ремесленниками. Вся огромная масса, как раввины, синагогальные служащие, резники, мясники, меламеды, приказчики, посредники, извозчики, чернорабочие и тому подобные должны были быть зачислены по этому законопроекту в бродяги.
За первыми четырьмя разрядами сохранились бы все права и преимущества, какими они пользовались до издания закона, на основании общих узаконений о евреях. Мещане же неоседлые, как не занимающиеся производительным трудом, должны были подвергаться различным ограничениям, в том числе усиленной рекрутской повинности. И в этом страшном законе высшие сферы России видели
Страшной угрозой навис «разбор» над евреями, но из-за его грандиозности приведение в исполнение этого закона откладывалось из года в год.
Было предписано, чтобы в четырехмесячный срок, то есть до 1 апреля 1852 года, принадежащие к терпимым разрядам предъявляли местным властям документы о своем состоянии. Не сделавшие этого будут зачислены в пятый — преступный разряд «неоседлых мещан».
За этот короткий срок огромное большинство не успело представить документ, а потому правительство дало отсрочку до осени 1852 года, но и к этому сроку «разбор на разряды» не был окончен.
Правительство уже стало готовить ряд суровых мер против «тунеядцев», вплоть до полицейского надзора и принудительных работ. За выработкой репрессивных мер и застигла законодателей Крымская война. Она и отвлекла внимание правительства от войны с евреями.
Еще в 1843 году, когда вопрос о «разборе» разбирался в «Еврейском комитете», генерал-губернатор Новороссийского края граф Воронцов выступил против подобной сортировки евреев на полезных и бесполезных. Он назвал проект диким и «кровавой операцией над целым классом людей». Граф Воронцов доказывал, что «мера сия вредна и жестока», но проект продолжали разрабатывать. Председатель «Еврейского комитета» Киселев циркулярно сообщил в 1845 году генерал-губернаторам, что, упразднив кагалы, «поддерживавших особенную самобытность евреев», настала пора осуществить меры «обращения евреев к полезному труду». Из мер «культурного» воздействия было решено запретить ношение еврейской одежды, пейсы и бороды.
Если все законопроекты относительно евреев были трагичны, то запрещение носить специфическую одежду привнесло с собой и комический элемент. Но то был смех сквозь слезы. Секретная записка представленная комитету, указывала, что одежда евреев отделяет их от прочего населения и что «сие вредное отличие в одежде кладет резкую черту между коренными жителями и евреями и, так сказать, отталкивает их, как народ презренный, от всякого общения с христианами».
Борьба началась с того, что ввели налог за право носить длинный до пят лапсердак. Одновременно дали знать, что с 1850 года будет решительно запрещено одеваться по-старинке. С вопросом о платье власти связали также запрещение носить бороду и пейсы. Евреи не придавали этому большого значения, но начальство не шутило. Не подчинившихся распоряжению стали таскать в стан и там бесцеремонно отрезали полы лапсердаков на аршин и более Административное преследование касалось и евреек: с них срывали чепцы, чтобы убедиться, не бреют ли они волосы на голове после выхода замуж, как того требовал обычай. Низшая власть вела себя непристойно и разгульно в этом преследовании.
В своих воспоминаниях о сороковых годах прошлого века общественная деятельница П. Ю. Венгерова, рассказывая о том, как! выполнялся указ о запрещении еврейской одежды, описывает сцену, которую ей пришлось наблюдать в Брест-Литовске. Полицейский увидел еврея, пришедшего на рынок, в длинно-полом кафтане. Он прежде всего накинулся на него с бранью, потом, подозвав к себе на помощь другого полицейского, велел дрожащему от ужаса еврею стоять не двигаясь, вынул из кармана постоянно имевшиеся в то время у полиции большие ножницы, и оба блюстителя закона принялись приводить свою жертву в «культурный» вид. Одним махом ножниц были отрезаны обе полы его длинного кафтана, который превратился в нечто вроде фрака, затем с него сорвали шапку и обрезали длинные ушные локоны, причем ножницы так близко коснулись уха, что несчастный крикнул от боли и испуга. После этого полицейские отпустили его, и толпа долго хохотала над его жалким, уродливым видом. Для избавления от подобных унижений приходилось давать взятки грозным становым, и на некоторое время безобразия прекращались. К обрезанным лапсердакам пришивались новые полы, и не беда если за неимением того же материала пришиваемые лоскуты были иного цвета. Бороды и пейсы со временем сами отросли и все пошло по-старому. А когда, как евреям казалось, законы являлись подкопом под их веру — «гзейрас-шмад», — они, по своему обыкновению, в таких случаях назначали пост и горячо молились и, по обыкновению же, без всяких результатов.