Кантонисты
Шрифт:
— Ты никак воровать, малец? Стерегись, я баловать не охоч.
Неприветливо было мое вступление в новую жизнь. Мне не дали раздумывать долго, а поставили к ступе, где я работал до самого вечера без роздыха, молча. Поевши липкого хлеба с солью и запив водою, я улегся на каких-то тряпьях, на мокрой земле, прикрывшись казенной шинелишкой.
Вслед за первым скверным днем потянулся целый длинный ряд подобных дней. Я выполнял домашние работы, меня ставили к ткацкому станку, к ступе. Я мыл горшки, носил воду, рубил тонкие дрова, подметал, нянчил детей, кормил собак и свиней. Я никогда не наедался досыта, не высыпался вдоволь. Я зарос шерстью, ногти мои выросли на полвершка и причиняли мне боль.
Когда снег совсем растаял и выглянула первая травка, участь моя изменилась к лучшему. Мне поручили пасти коров, овец и свиней. До зари я, бывало, отправляюсь с моим маленьким стадом и с десятком умных собак, которые охраняли стадо. Я был доволен своей судьбой. Взобравшись на гору, я водил свое стадо целый день у окраин леса. Тут я был свободен, не слышал брани, не переносил побоев. Мне давали с собою хлеб, соль, крупу или пшено. Разведя где-нибудь в ложбине огонь из сухих ветвей, я варил себе постную похлебку. Я отыскивал сладких грибов и иногда решался выдоить немножко молока и добавить его в суп. Это было праздником для меня. В лесу водились волки, но я их не боялся. Мои громадные собаки имели силу и отвагу волкодавов. Мое стадо жирело, и хозяин был мною доволен, а прочие члены семьи сделались тоже ласковее с тех пор, как я перестал торчать целые дни перед их глазами. Я купался часто в горном ручье, спал на чистом воздухе и заметно окреп.
Однажды, отыскивая более сочное пастбище, я загнал свое стадо в сторону, забравшись далеко в горы. Осматривая широкое плоскогорье, я несколько вдали заметил небольшое пасущееся стадо. Я погнал туда и свое, желая познакомиться с пастухом. Какова же была моя радость, когда узнал в пастухе моего товарища Лейбу! Мы обнялись как родные братья. Лейба стал также работником и тоже терпел от жестокостей своих хозяев, но, сделавшись пастухом, он был так же бесконечно счастлив, как и я. Счастье Лейбы состояло, однако ж, единственно в его относительной свободе и в избавлении от частых, жестоких побоев. Он целые дни питался одним хлебом и водой. Ему было воспрещено подводить свое стадо близко к лесу. Самое стадо заключалось в одних свиньях, за которыми зорко приходилось смотреть, чтобы они не разбежались, тем более, что Лейба не имел при себе таких смышленых собак, как у меня. Когда я ему рассказал, как я роскошничаю, он всплеснул руками от удивления и зависти.
— Я тебя угощу, Лейба, обедом, увидишь, каким. Ты только присмотри и за моим стадом и подгоняй поближе к лесу, а я сбегаю в лес за грибками и земляникой.
Я нарвал самую крупную землянику, собрал грибков. Мне посчастливилось открыть на невысоком дереве птичьи гнезда, из которых я утащил яйца. Ликуя, я вернулся к Лейбе. Мы выбрали удобное место, развели огонь и начали стряпать обед. На радостях я надоил полный котелок молока, насыпал пшена и накрошил туда грибков. Мы расположились в мелкой котловине и приступили к вкусному обеду. Мы начали хлебать наш суп, чередуясь единственной ложкой, имевшейся у меня. Обедая подобным роскошным образом, мы блаженствовали, тем более, что на широких листьях лопушника нам улыбалась крупная, румяная
Вдруг раздался неистовый лай собак на опушке леса.
— Собаки наши грызутся, пусть их, — успокоил меня товарищ, жадно утолявший голод.
У самого края котловины вдруг вырос, как из-под земли, мальчик одичалый, обрюзгший, заросший волосами, весь в лохмотьях. Я с изумлением посмотрел на незнакомца.
— Ерухим! — радостно вскрикнул тот и устремился ко мне.
По голосу я тотчас узнал Беню и бросился к нему навстречу.
— Стой, Ерухим, не подходи к нему! — воскликнул испуганно Лейба.
— А что? — спросил я с недоумением в то время, как Беня остановился как вкопанный и побледнел.
— Не подходи к нему, Ерухим, не прикасайся к нему — он уже не наш, он мешумед (ренегат), гой...
Меня это известие поразило и кольнуло в самое сердце.
— Беня, правду ли Лейба говорит? — спросил я сконфуженного мальчика дрожащим голосом.
Беня опустил голову и покраснел.
— Ерухим, дай мне поесть, я так голоден, так голоден! — взмолился он, не трогаясь с места.
Мне жаль стало товарища, так жадно посматривавшего на котелок и землянику.
— Иди, ешь, — позволил я, отворачиваясь от него.
Беня побежал к котелку. Но Лейба, заметив приближающегося Беню, быстро опрокинул котелок и начал топтать ногами землянику, издав резкий свист. Сбежались собаки и жадно накинулись на остатки молочного супа.
— Лучше собакам пусть достанется, чем тебе, — злобно произнес Лейба, обращаясь к оторопевшему Бене.
Беня заплакал и убежал, угрожая нам издали кулаком .
— Ты злой, — упрекнул я Лейбу.
— Он отстал от нас, зачем же в нужде к нам опять лезет?
— Может быть, его уже чересчур били, он этим и хотел облегчить свою участь.
— А нас по головке гладят? Терпим ведь, и он мог терпеть.
Я погнал свое стадо назад, условившись с Лейбой сходиться каждый день к полудню для общего обеда.
Было бы гораздо лучше для нас обоих, если бы мы никогда не встретились. В продолжении нескольких дней мы сходились и обедали вместе, лакомясь хозяйским молоком и лесными продуктами. Издали мы всегда замечали маленькое стадо ренегата Бени. Он к нам, однако ж, больше не подходил и, казалось, не замечал нас. Но мы ошибались. Беня не забывал о нас. Это был злопамятный мальчик.
Через несколько дней мы, как и всегда, расположились обедать. Я надоил полный котелок молока и начал разводить огонь. Лейбе удалось стащить у хозяина своего какую-то копченую, затхлую рыбу и он с гордостью принялся раздирать ее ногтями. Вдруг издали показались двое, быстрыми шагами направившиеся к нам. В одном из них я узнал своего хозяина. Со всех ног бросился я с полным котелком в сторону, вылил молоко в яму, тут же бросил котелок и возвратился на свое место, весь дрожа от страха.
К нам приблизились двое мужиков. Один из них был мой хозяин, другой был мне незнаком, но, судя по тому, как испуганно вскочил на ноги Лейба и побледнел, я догадался, что это был его хозяин.
— Тебе, свиное ухо, наказано было не гнать свиней к лесу? Наказано было или нет? — грозно крикнул незнакомый мужик, схватив Лейбу за вихор и притянув его к себе.
— А ты, пес, чего заходишь со скотиной так далеко от дому? — приступил ко мне мой хозяин.
— Глядь-ко! — изумился хозяин Лейбы, обращаясь к моему хозяину. — Тарань мою жрут! А жена ноне всех ребятишек перетаскала за энту самую тарань.
В эту минуту приблизился Беня, снял шапку, отвратительно улыбаясь.
— Они еще и не то делают, — донес он, указывая на нас. — Каждый день они выдаивают хозяйских коров и варят себе молочную кашу. Вот, посмотрите, — добавил Беня, отыскивая глазами мой котелок.