Канун
Шрифт:
Но особенной неудовлетворенностью веяло от излюбленной всеми мастеровыми песни. Каждый день слыхал ее Веня.
Умерла моя Мальвина, Во гробу лежит она: Руки к сердцу приложили, Грудь прикрыли полотном. Громко певчие запели, На кладбище понесли… Приносили на кладбище — ЗастоналаВся от начала до конца — похоронная, но не трогающая, а назойливая, неотвязная, как зубная боль. И мелодия неотвязная, незабываемая, как ошибка.
Двенадцатилетним Веня увлекался игрою в карточки. В моде тогда была эта игра. Азарт какой-то поголовный, поветрие.
Целые коллекции ребятишками составлялись. Покупались за деньги, выменивались на сласти и игрушки. В мусорных ямах, в садах, во всех закоулках искали папиросных коробок.
И играли в эти карточки, то есть в оторванные от коробки крышки и донышки, до самозабвения, до драк и слез включительно.
И в эту-то карточную эпоху переехал в Славнов дом новый жилец, капитан второго ранга Одышев.
Сам он еще находился в плавании, а приехали сначала его сестра, Софья Алексеевна, и дети: сын Анатолий и дочь Антонина. А еще — капитанский пес, Гектор.
Когда во двор въезжали три воза с мебелью, из окон, как полагается в таких случаях, торчали женские головы.
Но внимание славновцев, как взрослых, так и малолетних, главным образом было обращено не на разгрузку возов и не на мебель капитана, а на его детей.
И не только потому, что дети были очень уж не похожи на славновских ребят: рослые, чуть не с извозчиков, раскормленные здоровяки, толстоногие, с круглыми румяными лицами и с двойными подбородками.
И не потому еще возбуждали они всеобщее внимание, что были в костюмах, смешных для их видных фигур: в широкополых соломенных шляпах с лентами, свисающими сзади, в матросских рубашках; мальчик в коротких штанишках, а девочка в короткой юбочке.
Но не вид их и не костюмы привлекали внимание славновцев, а поведение: очень смело, даже оскорбительно вели себя капитанские дети.
Первым долгом они принялись науськивать огромного сенбернара на кошку, пробегавшую через двор.
— Гектор! Гектор! Усь! Усь! — кричали во все горло. — Черт! Гектор! Бери-и!
Огромный пес, басисто тявкая, прыгал перед ощетинившейся кошкою.
Из окон уже кое-кто кричал:
— Мальчик! Дети! Зачем? Не надо!
И тетка бросила смотреть за мебелью и побежала за озорниками.
— Анатолий!
Была она маленькая, значительно ниже своих племянника и племянницы, худенькая, тонкоголосая.
Суетилась, натыкаясь на широкие спины, на голове тряслись кружева и ягоды какой-то странной шляпки.
— Дети! Как вам не стыдно?
— Дурак, сам упустил! — говорил мальчик девочке. — И никогда он кошек не берет, дурак!
— Собака-то умнее вас! — не вытерпел кто-то из наблюдавших из окон.
Дети задрали широкие поля шляп, посмотрели вверх.
Потом, как бы сговорясь, мальчуган показал кукиш, а девочка язык.
Где-то засмеялись.
— Я вот выйду и уши надеру! — крикнул оскорбленный.
И опять, как бы сговорясь, капитанские дети состроили «носы».
После этого случая капитанских детей называли Толькою и Тонькою, оболтусами и дылдами.
Дальнейшее знакомство славновских ребят с новыми ребятишками ознаменовалось скандалом.
Толька примкнул к играющим в карточки и неожиданно кинулся на одного, у которого была в руках солидная пачка карточек, — выхватил их и убежал.
Ребятишки, не догнавши длинноногого грабителя, стали стучать в двери капитанской квартиры, но вместо тети Сони выскочил страшный Гектор с грозным лаем.
Мальчишки в страхе бежали.
В этот же день Тонька, встретив во дворе наборщикова Петьку, сорвала с него шапку, а когда тот бросился на нее с кулаками, схватила за руки и поставила слабосильного мальчугана на колени, крича при этом весело:
— Кланяйся королю в ноги!
Петька, обиженный до слез, не рискнул драться с большой и толстой девчонкой, силу которой уже испытал, и, отойдя на почтительное расстояние, начал дразнить ее «девчонкой — тухлой печенкой» и «толсторожей копоркою», а в ответ получил не менее обидное: «заморыш» и «мальчик с пальчик».
Потом, играя в «школы-мячики» с девочками, Тонька вырвала у одной ленточку из косички и убежала.
Девочка со слезами и с матерью пошла к тете Соне.
Но опять Гектор — и фиаско.
А когда пожаловались дворнику Емельяну и тот решительно двинулся было по направлению к лестнице, где находилась квартира капитана, — Толька из окна предупреждал:
— Эй, дворник! И на тебя спущу пса, вот святая икона!
И крестился так истово, что дворник помотал головою:
— Ну и разбойник!
И успокоил обиженных:
— Отдадуть ленточку вашу. Куды им!
Через несколько дней славновские мальчишки скопом напали на проходившего по двору Тольку. Мальчик защищался отчаянно. Встал к стене, чтобы не окружили, и бился долго.
— Отдай стошки! — кричали нападающие.
— Не отдам. Вот вам стошки!
Толька делал непристойный жест — хлопал рукою ниже живота.
И опять жестоко отбивался. Но, видя неустойку, закричал на весь двор:
— Тонька, выпусти Гектора!