Капибару любят все
Шрифт:
Предмет, вернее, предметы его раздумий, покачнувшись, скрылись под футболкой.
– А что ты хочешь услышать?
– Я хочу услышать, что тебе не все равно! – легко ответила Лена. На ее легкости вообще держался их брак – Лена не терпела долгие ссоры и быстро прощала обиды, поэтому обижать ее было скучно.
– Конечно не все равно! Я не хочу, чтобы он привел какую-нибудь толстую каракатицу.
– Я же тебе говорила, она хорошенькая! – Лена произнесла так, будто Сергей и вправду мог позабыть этот факт. А ведь нет!
Ему было не по себе оттого, что в его дом приходят чужие страсти, тем более страсти собственного сына. Он никому и никогда не признался бы в том, что просто завидовал Димке.
Страсти самого Ольховского с появлением денег переехали в публичный дом в двух кварталах отсюда. При всем многообразии чувств, которые он испытывал в связи с этим, по-настоящему тяготила его только необходимость лгать. Сначала он скрывался довольно тщательно: долго гулял после, выветривая посторонние запахи духов и сигаретного дыма. А потом Лена сама избавила его от вранья: она просто не слушала его объяснений и не интересовалась, где он был. Можно было, наверное, говорить как есть… Она бы только с рассеянным видом произнесла:
– Брось шмотки в стиралку…
Между Сергеем и Леной пролегли невидимые границы, которые супруги, крадучись, нарушали раза три-четыре в месяц. После, ощущая боком тесно прижимающееся к нему тяжелое тепло, Ольховскому недолго казалось, что с платным сексом покончено. Следующий же вечер оканчивался желтой или розовой пижамой. Послеследующий тоже… Через неделю-другую он набирал заученный уже номер, наплевав на деньги и брезгливость, и излишне бодрым голосом спрашивал администратора: «Здравствуйте, а кто из девчонок свободен? Я буду через полчаса».
– Алле, Ольховский… Ты там умер, что ли? – Лена провела ладонью у него перед глазами, близко заглянула в лицо.
– Да, – автоматически ответил он, думая уже о Димке.
Сыну шел девятнадцатый год, и к этому времени отношения с ним дали закономерную трещину. Как известно, трещин в отношениях нет только у тех, у кого нет и отношений… Опять же, возрастное – успокаивала оптимистичная жена. Ольховский кивал, зная про себя и Димку что-то еще. В свое время как-то похоже были сломаны отношения между ним и его отцом… Отец умер раньше, чем появилась нужда в примирении.
– Как ее зовут? – спросил Ольховский. Узнав ее имя, он готов был нарисовать ее образ – так у него всегда. Ему не нравились Наташи и Веры. Нравились – Вики и Юли. Лена видела ее фотографии, ему же Димка не удосужился… Нет, постеснялся показать девушку.
– А-а, все же интересно? – возликовала жена. – Настя ее зовут.
С Настей было сложнее. Настя могла быть как длинноногой оторвой с узким прищуром татарских глаз, так и толстой неумехой, что, конечно, вряд ли… Ольховскому хотелось, чтобы сын влюблялся в достойных девушек, и оторва смотрелась предпочтительней…
– Что,
– Мне кажется, это его дело, – равнодушно ответил он. Эмоциональным в семье должен быть кто-то один: если оба супруга взрывоопасны, возможна детонация.
– Как же, его… – проворчала она. – Тебе все равно, что ли, какие у тебя будут внуки?
– При чем тут внуки? Первая любовь и внуки – ха! Огромное расстояние!
– Да не у всех же… – кричала она из кухни, гремя чайником.
Сергей пошел за ней.
– Себя вспомни… – Он любил этот аргумент. По признанию Лены, до него у Лены было пятеро мужчин. Наверное, это не так много, с каждым из них у нее были свои резоны… Но, в общем, Лена познавала жизнь достаточно активно, не думая ни о каких внуках для своей матери.
– Да, мы те еще были… – Лена любила обобщать. Он только улыбнулся. Потому что никаким «тем еще» не был.
Лена стояла у окна с бутербродом в руке, смотрела во двор и размышляла:
– Я боюсь. Ну, не боюсь, но побаиваюсь… Вдруг она хамка?
– Как хамка? – удивлялся он. – Ты же говорила, что хорошенькая?
– Ну уж хорошенькая не может быть хамкой, по-твоему?
– По-моему, нет, – миролюбиво ответил Ольховский. – Зачем хорошенькой быть еще и хамкой?
– А-а… – махнула Лена на него рукой, как бы обвиняя в инфантильности. Насыпала в чашку растворимого кофе. Залила кипятком.
А потом раздался телефонный звонок.
– Димасик! – бросилась тигрицей к своему телефону Лена. Взяла трубку, зачем-то повернулась к мужу спиной и прикрыла рот ладонью.
Ольховский снова усмехнулся. Внимательно помолчав, выслушивая гул на том конце, Лена замешкалась:
– Как-то я не была готова, Димитрий!
Трубка погудела еще, помолчав, продолжила, и Ольховский узнал по интонации знакомое сыновнее «ну мам».
– Ну Ди-има… – растягивала Лена в ответ. – Ну хорошо… Только чтобы она домой позвонила. При мне! – Она многозначительно обернулась к Ольховскому, сделав страшные глаза.
Он догадался. Димка сделал стратегически правильный ход: сначала подготовил мать к встрече с девушкой, а потом позвонил и сообщил, что девушка останется ночевать.
– Дождались? – веселился он, когда жена закончила разговор.
– Он сказал, что она останется… – задумчиво проговорила Лена, садясь на стул.
– А чего ты хотела? Все нормально!
– Ну как-то быстро…
– Где же быстро? Они уже месяца два встречаются.
– С начала марта… – эхом отозвалась жена.
– А уже конец мая! Что же тут удивительного?
– То есть ты не против? – наконец заговорила она человеческим голосом и глотнула из чашки.
– Нет. Как я могу быть против? Даже если и буду, то что?