Капитали$т. Часть 5. 1991
Шрифт:
— Замнем, — кивнул Серега.
Давид расплылся в лучезарной улыбке.
— Вы — хорошие ребята! Приглашаю вас в ресторан! Посидим, вина выпьем, как друзья!
— Благодарю за предложение, — сказал я вежливо, — но вынужден отказать. Слишком много вопросов еще решить нужно.
Давид понимающе кивнул. Встреча была окончена — кавказцы ушли, а в кабинет заглянул обеспокоенный охранник Боря.
— Все в порядке? — настороженно спросил он.
— Нормально, — улыбнулся я.
Боря облегченно вздохнул.
— Это хорошо. А то мы уже в состоянии повышенной готовности!
— Можете слегка расслабиться, — сказал
— Не верю я этим деятелям. — Серега был мрачен. — Не верю. Говорит Абхаз гладко, но…
— Им поверить, себя обмануть, — сказал я. — Этот Давид — скользкий тип… Но воевать нам на кой хрен? Чего делить? Мы не конкуренты даже.
— Матвею, кстати, позвонить надо, — сказал Серега. — Пусть выходит из подполья.
— Позвоним, — кивнул я.
— А вот еще что, — спросил Серега настороженно, — че, те два «чеха» крякнули в больнице? Охренеть! С чего бы?
— А вот так, — сказал я жестко. — Бывает.
Серега посмотрел на меня с удивлением, но ничего не сказал.
— Некогда, — с отчаянием в голосе проговорил я. — Столько всего нужно сделать и так мало времени!
— Надо было с этими в кабак ехать, — пробурчал Серега. — Все, я на завод погнал. Звонил наш человек, там какая-то хреновина очередная…
Ситуация мне не нравилась. Совсем. Постоянно все выходит из-под контроля, как-то расползается… Какие-то совершенно мелкие конфликты ведут к серьезным последствиям. Плюс к тому — появляются фигуры вроде этого Давида. И вишенка на торте — на глазах портящиеся отношения с Николаем Николаевичем. Вот, спрашивается, какого хрена?! Еще и чеченцы… А через три с небольшим месяца все развалится. В принципе, оно уже развалилось, в августе процесс развала будет, так сказать, официально зафиксирован… Я помотал головой, отгоняя непрошенные мысли.
— Поехали по городу покатаемся, — говорю я Боре, и через десять минут наша «Ауди» катит по центральной улице. Бочка с пивом на углу и толпа угрюмых мужиков вокруг. Что-то живо обсуждают. Наверное, последние политические новости или инопланетян.
— Разгар рабочего дня! — подмигивает мне Боря, кивая на толпу у бочки. — Митингуют! Судьбы отечества решают, а работать кто будет?! Работать некому!
Еще толпа у мясо-молочного магазина — тут больше женщин и пенсионеров. Люди живо общаются и, похоже, особого дискомфорта не испытывают. Привыкли. А вот у книжного никого нет. Книжные магазины переживают не лучшие времена, наши коллеги-коммерсанты буквально убивают советскую книжную торговлю — печатают огромными тиражами невиданных ранее Чейза, Гарднера, Желязны, Кинга или вовсе какой-нибудь дикий трэш вроде «Похождений космической проститутки». Естественно, никто не будет покупать «Сердце Бонивура» или даже «Человека-амфибию», если есть «Эммануэль»…
Проехали местный «белый дом» — здание обкома партии. Возле обкома на удивление малолюдно — все уже поняли, что сила из этого места ушла, сила теперь в других местах… Но здание обкома все так же величественно — образец советского неоклассического стиля.
На улицах мало машин, сильно меньше, чем еще два года назад. Я делюсь своим наблюдением с Борей, тот кивает.
— Конечно, мало. Запчастей нет, а если есть, то цены… — Боря закатывает глаза. — И за бензином очереди. Частники вообще машины прячут, потому что бензин выкачивают, разувают, магнитолы тырят… Стоянок мало, в основном ведомственные…
—
Мы обгоняем битком набитый троллейбус — большинство жителей города пользуется общественным транспортом, который вроде бы и есть, но которого определенно недостаточно. К толкотне в трамваях и троллейбусах все давно привыкли, как и к очередям… Просто еще один элемент городской жизни позднесоветского периода. Как памятники Ленину, которые просто есть, существуют, как данность.
Мы обгоняем троллейбус, а милицейский «бобик» обгоняет нас. Суровый сотрудник недобро глядит на нашу «Ауди». Милиционеры заслуженно недолюбливают иномарки и — особенно! — их пассажиров. Чувствуют потенциальных своих клиентов. Боря добродушно улыбается.
Мы проезжаем один из первых в городе частных магазинов, который называется незатейливо, вполне в советском стиле — «Кооператор». В нем продается еда — колбаса, мясо, яйца, молочка… без очереди, но сильно дороже, чем в госторговле. Впрочем, все равно покупают. Во-первых, госторговля реально задолбала простого советского человека, а здесь, хотя бы, продавцы не хамят. А во-вторых, люди чувствуют где-то на глубоко бессознательном уровне, что происходит странное и небывалое… люди не экономят, не сдерживаются — тратят, покупают, прогуливают и пропивают, будто знают о грядущих апокалиптических событиях, чувствуют, что экономить бессмысленно и даже вредно. Кто-то покупает подержанный «жигуль», а кто-то лишний килограмм копченой колбасы, потому что неизвестно, что будет завтра…
— У эстакады притормози, — говорю я.
«Ауди» останавливается у эстакады, и я выхожу наружу. Отсюда живописный вид на старый город, который очень любят местные художники. Их союзу мы время от времени помогаем — на кисти и краски, за что мне презентовали уже несколько картин. Старый город видно, как на ладони. Частный сектор и несколько улиц двухэтажных и трехэтажных домов, в которых сто лет назад жили дворяне, купцы и чиновники…
Хорошо видны и дымящиеся трубы заводов — пока все работает, пусть со скрипом и по инерции, но трубы дымят, а значит жизнь промышленного центра продолжается.
— Лишь бы не было войны… — вздыхает Боря каким-то своим невысказанным мыслям. А я говорю:
— Поехали домой.
Сегодня я ночую не на съемной квартире, но у себя дома. Большое достижение. Боря смотрит на меня с неодобрением, но спорить не решается. Мы едем домой…
На следующий день у нас срочное совещание.
— На девять ноль-ноль! — строго говорит мне по телефону Серега. — Явка строго обязательна!
— А если в девять тридцать приеду? — спрашиваю я язвительно.
— Лишим тринадцатой зарплаты! — Серега непреклонен и строг.
— Чего случилось-то? Хоть в двух словах скажи.
Серега меняет гнев на милость и снисходительно поясняет:
— У этого придурка… Ну, в смысле, у Никиты Сергеевича… неприятности! — выпаливает он.
Серега не любит директора водочного завода. Чувствует в нем чужака, пришельца из комсомольской номенклатуры, карьериста и приспособленца. Он, похоже, недалек от истины.
— Приезжай! — строго говорит он.
— Иди ты на… — начинаю говорить я и не успеваю закончить — в трубке длинные гудки.