Капиталократия и глобальный империализм
Шрифт:
Категория памяти не занимает того необходимого для нее места в категориальной сетке философии, которое она должна занимать. Категория бытия и сущности становятся не полными, если не привлечена для раскрытия их содержания категория памяти. По глубокому счету любая сущность есть свернутая память. Сущность более глубокого порядка одновременно несет в себе смысл более глубокой памяти. Если память разрушается, то уничтожается сущность, остается одна оболочка, одна форма без сущности, без содержания.
Антибытийность модерна и постмодерна, которые появились в США, которыми увлеклись в Западной Европе, и которые
Любая прогрессивная эволюция есть эволюция растущей эволюционной памяти, если под прогрессивной эволюцией понимать такую эволюцию, которая сопровождается растущей сложностью, кооперированностью новых поколений систем, отобранных эволюцией.
Все более сложные системы, появляющиеся на «вершине» конуса прогрессивной эволюции, обладают и все более сложной памятью. В этом своем качестве память есть свернутая предшествующая спираль эволюции в системе. Например, таблица Менделеева является памятью всего «мира атомов» и одновременно спиралью предшествующей эволюции «мира атомов» или «атомной эволюции». Открытый недавно физиками феномен существования нелокальных эффектов взаимодействия, предсказанный еще Эйнштейном (теорема Белла, экспериментальные проверки Д. Бома, А. Аспекта), по нашей оценке отражает эту коллективную память системы микромира, в которой, в свою очередь, отражена свернутая спираль ее генезиса.
Аналогично можно трактовать и память этносов, которая есть отражение свернутой спирали генезиса и развития этноса в определенных ландшафтногеографических и климатических условиях воспроизводства жизни в его культуре, системе ценностей и в поведении.
Если прогрессивная эволюция есть наращивание памяти эволюционирующих систем, в том числе самой эволюции, то инволюция, т. е. деградирующая эволюция, ведущая к упрощению систем, есть процесс распада памяти.
Таким образом, память в ее эволюционно-философском значении становится важным бытийным индикатором прогресса.
При этом важно подчеркнуть, что память не противостоит инновациям и творчеству. Наоборот, она служит базой их качества, она страхует их от перерождения в антибытийные инновации и творчество. В последнем случае инновации и творчество необходимо взять в кавычки, потому что из механизмов созидания они преобразуются в механизмы разрушения, т. е. в механизмы инволюции, или деградирующей эволюции. Такие «инновации» и «творчество» направлены против памяти системы, против ее сущности и, следовательно, против основ его бытия.
Не то ли происходит в современной России, в которой социальнополитические инновации, законодательное творчество, направленные против ее цивилизационной культурной памяти как памяти общинной евразйиской цивилизации, разрушают ее основания бытия? Вирус индивидуализма, прививаемый настойчиво неолибералами-западниками, пытается разрушить механизмы иммунитета нашей памяти, наших традиций. Не поэтому ли идет наступление на культурную память русского народа, из образовательных программ
Война против памяти России, против памяти культуры русского народа есть очень изощренная стратегия по разрушению основ бытия России, лишения ее будущего, расчистка плацдарма для превращения ее в колонию. Народ без исторической памяти превращается в «пыль истории», он лишается исторического достоинства и обречен на исчезновение.
В этом отношении трилогия Чивилихина «Память» нащупала одну из «болевых точек» в нашем воспитании и в нашем образовании, которую можно назвать как проблему сохранения исторической памяти, ее восстановления, там, где она утеряна, ее трансляции при воспитании душ каждого нового поколения народа.
В данном случае шла речь о памяти – культурной и исторической – русского народа. В настоящее время имеются определенные тенденции по мобилизации культурной памяти в образовательном процессе: это и школьные музеи, посвященные той или иной тематике из нашей истории, и растущий интерес к музейной педагогике. Но как этого мало на общем фоне, почти запрограммированного, разрушения исторической памяти народа, особенно памяти о великой истории СССР, советского народа спасшего весь мир от фашистской чумы гитлеризма.
Особенность культуры и менталитета общества США состоит в том, что они культуивируют чистую проективность, свысока относятся к культуре Европы и в целом к культурам мира. Именно эта концепция и культ «чистой проективности» подарил «модерн» и «постмодерн» – своеобразные формы культурного творчества вне исторической памяти, культурной традиции, более того представляющие собой культ голой формы и отрицания содержания.
Яков Бёме еще на заре капитализма заметил тенденцию движения общества Капитала к культу «Пустоты», которая ставится на место Бога. Собственно, говоря, культ «Пустоты» и есть отрицание Памяти, а вместе с ней и отрицания эволюционного взгляда в современной картине мира.
Сам этот культ, который достиг в США особого апогея в виде модерна и постмодерна, – явление не случайное.
Капитализм в ХХ веке прошел ускоряющуюся эволюцию отчуждения и фетишизации Капитала и денег.
Капитал-Фетиш как отчужденная надсоциальная сила воплотилась в завершенной Капитал-Мегамашине, управляющим которой выступает мировая финансовая капиталократия со «столицей» в США.