Капиталократия и глобальный империализм
Шрифт:
3-й этап – фальсификация истории человечества, «полное вычеркивание русских как особо великого народа из истории», «вся история человечества будет сфальсифицирована так, чтобы от нее и следа не осталось», и этот процесс уже начался. Зиновьев приходит к выводу: «Увы, наиболее вероятный вариант – нас, русских, вообще вычеркнут из истории», «будет так, как будто нас вообще не было» (с. 100).
Зиновьев раскрывает логику русской, советской контрреволюции. Присоединяюсь к его проницательной оценке труда Солженицына «Как обустроить Россию». Дадим слово Александру Зиновьеву. «В начале контрреволюции была опубликована статья Солженицына «Как обустроить Россию». Она произвела много шума. Потом Солженицын возмущался,
Зиновьев показывает, что реформаторы «полностью игнорировали азбучную (банальную) истину социологии, что западные образцы формировались веками, в конкретных условиях западного мира, в ожесточенной социальной борьбе, в опустошительных войнах, путем огромных усилий, ценой жертв и потерь. Они не являются универсальными, пригодными в одинаковой мере для всех эпох и народов… Такой бездумный перенос неизбежно ведет к разрушительным, порою катастрофическим последствиям в западнизируемых странах. Примеров тому история дает в изобилии. Не случайно западнизация стран незападного мира стала мощнейшим орудием Запада в борьбе за мировое господство» (с. 123).
Заканчивает свою книгу А. А. Зиновьев словами: «Советская контрреволюция завершилась успешно, определив судьбу России и русского народа на многие поколения вперед. Теперь о ней стараются не вспоминать как о чем-то давно минувшем и утратившем актуальность. Повседневная суета сует посткоммунистической (постконтрреволюционной) России овладела умами и чувствами россиян. Много говорится и пишется о спасении и возрождении России. Но при этом почти полностью игнорируется или фальсифицируется главная причина того, почему и как Россия оказалась в положении, в котором встает проблема ее спасения и возрождения. А без объективно беспощадного понимания сущности советской контрреволюции, ни о каком спасении и возрождении России и речи быть не может» (с. 125). С этим выводом я согласен.
Но вот, что нужно делать, Зиновьев не пишет. Более того, он ограничивается своим беспощадным приговором русскому народу и России, которые обречены Западом на исчезновение по его программе.
В схеме Зиновьева есть ряд интересных идеологических моментов:
1) он избегает противопоставления «капитализм – социализм (коммунизм)» и подменяет его противопоставлением «западнизм – коммунизм», более того, склонен считать, что капитализм «исчезает», принимая «лицо» новой формации, которая называется метафорой «Запад»;
2) он избегает слова «либерализм» и избегает критики либерализма ;
3) он избегает в своей футурологии оценок будущего по отношению к социалистическому Китаю и Индии , обладающими наибольшими массами населения в мире;
4) он рассматривает тенденцию капиталократической глобализации мира по американскому (или англо-американскому) образцу как уже состоявшуюся победу, повторяя в этом пункте концепцию Финала истории в версии Ф. Фукуямы, и игнорируя растущую мощь Китая и продолжающееся противостояние социализма капитализму;
5) он исповедует европоцентризм Истории и «осевое время», проходящее через историю Европы, Ясперса, игнорируя построения цивилизационного взгляда на мир Данилевского, Шпенглера, Тойнби и т. п.; его европоцентрическая, а вернее «западно-американо-центричная», модель во взгляде на будущее человечества отразилась и в том, что он посчитал «коммунизм», как альтернативу, рожденную Западом, а не Востоком.
Само понятие «перелома» социальной эволюции, как он трактуется А. А. Зиновьевым, методологическим
А. А. Зиновьев рассуждает о социальной эволюции вне контекста «закона разнообразия» как важнейшего системогенетического закона прогрессивной эволюции. Он его игнорирует. Поэтому он и игнорирует разнообразие «локальных цивилизаций» как основу цивилизационной истории человечества. В парадигме зиновьевских социологических построений все «человейники» одинаковы, одинаково «серы». Этнической, конфессинальной детерминации для него не существует. И в этом «сером мире» зиновьевских «человейников» перелом эволюции есть перелом эволюции человейников, в котором побеждает западнистский, а вернее англо-американский, человейник, ассимилируя остальных. Мне кажется, что Зиновьев потому избегает обсуждения либеральной модели общества, что он сам рефлектирует мир и социологию, находясь «внутри» этой модели, исповедуя социальный атомизм. И социальная эволюция человечества в зиновьевской модели предстает как однолинейная, «серая», в которой «перелом» предстает как победа капиталистическо-западнистской модели бытия над коммунистическо-западнистской моделью бытия. В этом контексте нет разговора о России, как самостоятельной евразийской цивилизации, о ее роли в истории человечества, о том, что «советская цивилизация» возникла не в «западнистской логике», а в логике развития самой России, т. е. в общинной евразийской логике истории России. Антизападнист Зиновьев является западнистом, только российским. Он критикует Запад, и одновременно преклоняется перед его Победой. Он рассуждает в логике западной ментальности – в логике успеха. А логика русской ментальности, будучи «логикой духа», исповедует логику действия вопреки обстоятельствам. Это прекрасно подметили А. С. Панарин и В. П. Казначеев . В этом и состоит уязвимость всего социологического теоретизирования Зиновьева и его концепции «эволюционного переворота».
Фактически критика Зиновьевым «Запада» и того, что произошло в России, – это критика со стороны побежденного, признавшего победу Запада, и который, будучи сильным «задним умом», перешел к беспощадной оценке капиталистической контрреволюции в России.
Эта критика предстает как некая формула «самооправдания» в том деле разрушения СССР, в котором принимал участие своей борьбой против СССР и советского коммунизма, сам «критик», то бишь, Зиновьев. А Зиновьев – трагическая фигура на социально-философском небосклоне современной России. Он философствует на «поминках» России и русского народа. Он, как Демон Лермонтова, который способен к критике Бога, но уже не способен к созиданию и любви, утверждается в беспощадной критике происшедшего и то – односторонней социологически и социально-философски, но уже не способен к выдвижению конструктивной программы в борьбе за будущее России. Он в него не верит.
Беда Зиновьева состоит в том, что он не смог встать на позицию онтологической критики глобальной капиталистической системы, которая готовит гибель не только России, но и всему человечеству в XXI веке. Он не заметил, что на арену истории в качестве экологического критика капитализма выступила Биосфера как суперорганизм, причем языком этой «критики» выступают «экологические катастрофы», в том числе уже состоявшаяся первая фаза Глобальной Экологической Катастрофы. Будущее – за альтернативой ноосферно-социалистической глобализации человечества, за ноосферизмом и у России есть потенциал и интеллектуальный, и духовный, в борьбе за это будущее.
6.7. Экономический мондиализм и лукавство его апологетов
В. Л. Иноземцев – противоположная фигура Зиновьеву. В ней нет трагического, искреннего напряжения мысли, нет страсти, нет переживания за Россию, за русский народ, за ее будущее. Это «фигура» холодно-расчетливая, по западному рациональная, не знающая сомнений. В. Л. Иноземцев не критикует «Запада», а стоит на его защите. Он рупор мондиализма внутри российского обществоведения. В. Л. Иноземцев не замечает проповедей в масс-медиа американской исключительности, не замечает движения НАТО «на Восток», не хочет замечать западнизации мира, о которой с тревогой пишет Зиновьев, он не хочет видеть глобализации мира по-американски с установлением Президентом и Конгрессом США «американских интересов» по всему миру, в том числе на территории бывшего СССР, ныне стран СНГ, но зато предупреждает Россию, ее мыслителей, чтобы они не противостояли этому.