Капитан чёрных грешников
Шрифт:
Каков хозяин, таков и слуга
Замок Ла Пулардьер находился в таком же запустелом и обветшалом состоянии, что и дом в Эксе.
Советник жил там вместе с двумя старыми служанками, ел на старом совершенно почерневшем серебре, носил латанные платье и белье.
Впрочем, те немногие,
Но им не хотели верить.
И вот накануне того дня, когда господин Рене де Лорж постучал в дверь молотком (к великому ужасу господина де Сен-Совера, который чуть не бежал при мысли, что дядюшка увидит его в наряде трубадура), господин советник Феро неожиданно прибыл в Экс.
Ясно было, что не праздник привлек его, как и говорил его племянник.
На сей раз он даже не пожелал приехать в своей старой берлине, как ездил обычно.
Видели, как он с небольшой дорожной сумкой в руке спустился с конечной станции альпийской почтовой и пешком направился к дому.
Там его ждал дядя Милон.
Господин Феро, ни слова не говоря, поднялся к себе в квартиру.
Только там он обратился к бывшему секретарю и кратко спросил:
— Ну что?
— Господин советник, — ответил ему дядя Милон, — я напал на след человека, которого вы так долго разыскивали.
— Ты уверен?
— Как только можно быть уверенным. Но я написал вам, потому что, кажется, не смогу без вас обойтись.
— Что ж, послушаем.
Советник сел, нога на ногу, в старое кресло и посмотрел на того, кто, как говорили жители Экса, "душу за него заложил".
III
Господин Феро де Ла Пулардьер был из тех людей, на бесстрастном лице которых никогда не отразится никакое чувство, даже самое сильное.
Только один человек — бывший судебный секретарь Милон — знал тайну этого загадочного лица.
В уголке носа у советника была маленькая бородавка.
Если в глубине его сердца подымалась какая-то неведомая буря, бородавка начинала немножко подрагивать.
И дядя Милон увидел: она вздрогнула.
— Господин советник, — улыбнулся он, — я уверен, что нынешний день вы бы и за большие деньги не согласились продать.
— Я тебе исповедаться не должен, — сухо оборвал советник.
Милон прикусил губу.
— Говори сразу, что ты узнал.
— Господин советник, — начал Милон, — 11 декабря 1812 года был казнен капитан торгового судна Фосийон.
— Совершенно верно, — ответил господин Феро. — У заговора генерала Мале повсюду были сообщники, в том числе и в Марселе.
— Капитану Фосийону было лет сорок, он был добрым моряком, бравым солдатом, воевал с англичанами в чине лейтенанта, имел орден и был, казалось, предан императору.
— Но вступил в заговор, — все так же сухо отозвался советник Феро. — Его имя оказалось в списке, составленном самим генералом
— Фосийон, — продолжал Милон, — предстал перед судом присяжных и был осужден на смерть.
— Как я и требовал.
— Точно так, сударь, — сказал Милон. — Но не забудем, что суд, присяжные и даже само министерство подписали просьбу о помиловании.
— И это ходатайство наверняка было бы удовлетворено, — сказал на это советник Феро, — будь тогда император в Париже. Но герцог Ровиго, бывший тогда префектом полиции, телеграфом приказал мне привести приговор в исполнение. Память не изменила тебе, Милон: именно 11 декабря 1812 года капитан Фосийон был гильотинирован на том самом месте, где стоит этот дом. Продолжай.
— У капитана Фосийона была жена и двое детей: мальчик и девочка. Девочка была еще совсем маленькая, а сын записался юнгой на корабль, уходивший в Индию. Ему тогда было лет двенадцать.
— Совершенно верно.
— Судебные издержки целиком поглотили скромное состояние капитана, — продолжал Милон. — Его вдова очутилась в глубочайшей нищете. Дом был выставлен на продажу, но тут его купил неведомый благодетель.
В то же самое время госпожа Фосийон получила от неизвестного в возмещение убытков договор ренты на три тысячи франков.
Она умерла в прошлом году, дочь ее замужем и счастлива, и они так и не узнали, откуда взялся тот договор ренты.
— Все это точно так и есть, — неприветливо сказал господин Феро. — Что дальше?
— Я забыл сказать, — продолжал Милон, — что благодетель не удовлетворился тем, что дал три тысячи ливров ренты матери с дочерью. Одновременно с этим он положил в один из марсельских банков сорок тысяч франков, предназначенных сыну несчастного капитана Фосийона.
— И это верно, — сказал господин Феро.
— Но этот сын впервые появился во Франции только десять лет спустя. Он увидел счастливую мать, сестру-невесту и вернулся в Индию, а безымянный благодетель так и не узнал тогда о его приезде.
Тем временем накопились проценты на сорок тысяч франков, так что капитал более чем удвоился.
— Теперь там должно быть около ста тысяч, — сказал господин Феро.
— И вот, господин советник, — продолжил рассказ Милон, — вы как доверенное лицо того благодетеля…
— Всего лишь доверенное лицо, — сухо заметил господин Феро.
— … Поручили мне разыскать сына капитана Фосийона.
— Верно. И ты его разыскал?
— Я напал на след.
— Говори, я слушаю.
Милон продолжал:
— Этот молодой человек — теперь ему лет тридцать с небольшим — вел очень бурную жизнь: был матросом, коммерсантом, наемным солдатом Ост-Индской компании, корсаром, а может быть, немного и пиратом.
— Вот как!
— Притом он постоянно помогал своей матери денежными и всякого рода иными посылками.
Полтора года тому назад он приехал на родину; в это же время мать его умерла. Он виделся со своей сестрой — через нее-то я и вышел на его след.