Капитан чёрных грешников

Террайль Пьер-Алексис де Понсон дю

— Поверю, — ответил он, спокойно глядя прямо мне в глаза.

— Тогда, — сказал я, — ответьте мне откровенно: вы всегда только грабили на больших дорогах? Вам не случалось проливать кровь?

Говорил я очень кротко, но тут устремил на него взгляд судьи, проникающий до глубин сердец преступников.

Он слегка смутился и ответил:

— Я понял, что вы хотите сказать, — ответил он. — Вы меня узнали по высокому росту. Ну что ж! Да, это я был главарем черных братьев и убил господина де Монбрена.

Несмотря

на это признание, совесть моя была еще не вполне спокойна. Я пообещал этому человеку заплатить его долги. Кто мог бы мне поручиться, что он из жадности не взял на себя преступление, которого он не совершал?

Я хотел, чтобы он в мельчайших подробностях рассказал мне, как совершилась катастрофа в замке Монбрен.

Для этого я стал его допрашивать так, как будто по-прежнему был следователем.

Его ответы — ясные, четкие — в точности совпадали с фактами, которые я установил во время следствия. Этот человек и был настоящим преступником, а шевалье де Венаск, казни которого я требовал, был невиновен.

На этих словах советник Феро спрятал лицо в ладонях, словно изнемогая под грузом тяжелых воспоминаний.

Господин де Сен-Совер даже увидел, как по костлявой, пожелтевшей, словно ветхий пергамент, щеке покатилась слеза.

Советник еще помолчал и наконец сказал:

— Я заплатил долги этого человека и сдержал данное ему слово. Никто не узнает имени этого человека, и он, вероятно, умрет в своей постели.

Но когда умру я, в завещании моем будет несколько строк, окончательно оправдывающих шевалье де Венаска.

Господин Феро, глядя на племянника, продолжал:

— Теперь следи внимательно за моей мыслью. Некий человек произнес слова, заставляющие думать, что у него был другой мотив для убийства Жана де Монбрена, кроме грабежа. Никто не видел этого человека с открытым лицом. Никто и сейчас не может сказать, что это был господин Анри де Венаск.

— Но, дядюшка, — возразил господин де Сен-Совер, — у меня есть и другие показания.

— Какие же?

— Прежде всего, показания кучера дилижанса по прозвищу Гаво.

— Так! И что же он говорит?

— Во-первых, он утверждает, что узнал господина де Венаска по фигуре.

— А во-вторых?

— Во-вторых, он слышал разговор между ним и паромщиком Симоном на переправе.

— О чем же они говорили?

— Симон очень предан семейству Венаск.

— Это я знаю.

— Когда черные грешники переправлялись, капитан подошел к нему, а он тихонько сказал: "Ох, господин Анри, никогда бы я не подумал, что это вы! "

— А что ответил капитан?

— "Молчи, слишком длинный язык до добра не доводит".

— И Гаво подслушал этот разговор?

— Да.

— А Симон подтверждает?

— Сначала отрицал. Но именем закона и правосудия я велел ему поклясться

на распятии сказать всю правду, и тогда он признался.

— Он видел капитана без капюшона?

— Нет.

— Но считает барона виновным?

— Да.

Они немного помолчали, после чего господин Феро спросил:

— Когда слушается дело?

— В эту сессию, то есть через две недели.

— Это невозможно.

— Но как же, дядюшка…

— Осторожно, осторожно, племянник! — сурово сказал старик. — Жизнь человеческая — не игрушка. Никто не имеет права требовать казни, пока сохраняется хотя бы самое слабое подозрение в невиновности. Дискреционные полномочия следователя позволяют вам требовать переноса этого дела на другую сессию, и вы это сделаете, потому что вскоре…

— Что — вскоре?

— Возможно, будет доказана невиновность господина де Венаска, и я помогу тебе это сделать.

— И вы верите в его невиновность, дядюшка?

— Верю, — ответил старик.

Твердость убеждения, звучавшего в его голосе, поразила господина де Сен-Совера, но нисколько не убедила.

Про себя молодой следователь подумал даже так: "Дядя оказался невиновен, старик ошибался — поэтому теперь и хочет оправдать его племянника, хотя тот и виновен…"

— Так что, — продолжал господин Феро, — обещай мне ходатайствовать о переносе на следующую сессию.

— Хорошо, дядюшка.

— А через неделю приехать в Ла Пулардьер.

— Хорошо, дядюшка, только…

— Там ты сможешь продолжать следствие, — закончил старый советник. — А я, как уже сказал, помогу тебе и тем, что знаю, и своим опытом.

Незадолго до рассвета дядя с племянником распрощались.

— Теперь ступайте скорей к себе, сударь мой, — говорил господин Феро, — да бросьте, будьте добры, эти тряпки в огонь.

Господин де Сен-Совер побрел к площади Сент-Альберта, где жил в старом особняке напротив особняка Венасков.

Проходя через площадь, он поглядел на дом, хозяин которого находился в тюрьме, как последний преступник, и его поразила мысль: "А что, если я ошибаюсь, а дядюшка прав?"

Эти слова он сказал вслух.

За шторами особняка трепетала свеча. Кто же не спал эту ночь в вечно пустом доме?

Что за печальная душа проводила всю ночь в молитвах?

Долго глядел господин де Сен-Совер на этот таинственный огонек, совсем позабыв, что рассвет застал его в костюме трубадура, от стыда за который только что покраснело чело старого магистрата!

VIII

Господин де Сен-Совер вернулся домой.

Слуга помогал ему раздеться, а он не сводил глаз с окна, за которым все мерцал тот же свет, пытаясь одолеть первые утренние лучи.