Капитан идет по следу
Шрифт:
Здесь, на песке, брали начало две следовые дорожки охотников.
Гайда тихо кивнул Смолину. Тот подождал, пока Груздь подошел ближе, и спросил его:
— Вы прослужили всю жизнь по бухгалтерской части. Так мне сказали в артели. Нет ли неточностей в документах?
Груздь отрицательно покачал головой.
— Дело вот в чем, — продолжал Смолин. — И не видя вас, можно сделать верный вывод о вашей походке. Взгляните на песок. Это — мой след. Это — ваш. Носки у меня смотрят в наружные стороны.
Между следами левой и правой ног —
— Ни там, ни там. — с заметным раздражением ответил Груздь.
— Еще один вопрос, и мы больше не станем тревожить прошлое. Есть еще люди, которые тоже ставят ступни параллельно: строители. Следы у них сближены — малая ширина лесов учит тесно ставить ноги. Вы не работали на стройках, Груздь?
Счетовод, казалось, не слышал вопроса. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и невидящими глазами смотрел на следователя.
Смолин повторил вопрос.
— Работал, — глухо сказал счетовод. — Три года — штукатуром. В немецком плену. Но я не понимаю: к чему все это?
— Нам надо разобраться в следах. Я хочу, чтоб вы не спутали свои отпечатки с другими.
— Хорошо. Не спутаю.
— Что ж, пойдемте по следам. Смотрите: Курчатов с опушки направился к озеру, — от куста к кусту. Вы шли за ним и повторяли каждый его поворот. Значит, старались находиться за его спиной. Зачем?
— Семен Петрович выбирал лучший путь. Я шел за ним.
— А давно ли охотитесь? — поинтересовался Гайда.
— С пятнадцати лет. Давно.
— А раз давно, то знать должны — не летают бекасы так, стаями. Да, не летают. И не озерная она дичь — бекас, а болотная. Берег ему нужен, кочка, а не чистая вода.
Груздь несколько секунд раздумывал.
— Озеро разболталось — беляки ходили. Я плохо рассмотрел. Может, чирки были, не бекасы.
— Чирки? Ну, ладно, — согласился Смолин, будто боялся потерять мысль. — Сидели они, чирки эти, посреди озера, за осокой. А вы вот говорите: за Курчатовым шли. Как же так? Стрелять же нельзя — человек впереди. Поднимись птица на крыло — и тогда рискованно. Могли задеть дробью товарища. Чего проще, подойти к дичи с разных сторон. Полукольцом ее охватить, что ли. Как думаете?
Груздь вздохнул:
— Не всякий прут по закону гнут. Охота ведь! В горячке что и не так сделаешь. Может, путаю… Дайте вспомнить…
Подумав, счетовод радостно поднял глаза:
— Вспоминаю: шел я не строго позади Семена Петровича, а много правей!
Гайда развел руками, будто хотел сказать: «И рад бы поверить, батенька, да не могу».
— Вы шли строго позади, — настаивал Смолин. — Посмотрите на следы. Но и без них я вам не поверю: находись вы справа, заряд попал бы в правую щеку человека. А ведь дробь
Все прошли еще несколько шагов. Неподалеку от убитого Смолин остановился и сказал Груздю:
— Это ваша дорожка, верно? Здесь вы остановились: оттиски каблуков стали глубже, а носки сапог почти не видны. А по следам Курчатова видно: он шел. Выходит, сказали неправду: Курчатов не останавливался и не собирался стрелять. А вы спустили курок…
— Я совсем не помню подробностей.
— Да нет, причем же подробности? Я о другом. Курчатов был ближе к дичи, раньше должен был увидеть ее и раньше стрелять. Но он продолжал идти, а вы ударили из правого ствола.
— И вот еще что, — вмешался в разговор Гайда, — Курчатов не спешил вовсе, как вы нам сказали. Нет, не спешил, — по следам видно.
Груздь с опаской, кажется, посмотрел на отпечатки своих сапог и умоляюще взглянул на Смолина.
Капитан правильно понял этот взгляд и кивнул головой:
— Пожалуйста, я могу объяснить. У людей среднего роста — шаг обычно сантиметров семьдесят. Чем быстрей идешь — тем шире шаг. От опушки до этого места Курчатов шел совершенно спокойно. Вы можете сами убедиться в этом, смерив расстояние между следами. Что ж получается? Охотник, увидев дичь, так идти не будет. Он то заспешит, то тихо пойдет, то остановится. Значит, Курчатов не видел дичи.
— Он был очень спокойный охотник, — расстроенно проговорил Груздь.
— Вы поминали: охотитесь с детства. Собрались вы на косачей и уток. Зачем же взяли патроны с дробью пять нолей? Такой дробью стреляют коз, журавлей, дроф.
— Могли встретиться гуси, лисица. На всякий случай и взял.
— Допустим. Но вы увидели бекасов еще на опушке. Перезарядить ружье — секунда. У вас же были патроны с десятой дробью. Этой мелочью и бьют бекасов.
— Верно, мог. Заволновался и забыл.
Понятые с настороженным любопытством бросали взгляды на следователей, косились на счетовода: «Раззолочен да подмочен, вроде».
— Я думаю, — помолчав, сказал Груздь, — что выстрелил раньше времени. У меня старое ружье, может, ослабли спуски.
— Нет, — не согласился Смолин, доставая из кармана бумажку. — Специалист осмотрел ружье, измерил силу напряжения спусковых крючков. У вашего ружья очень тугие спуски: у правого ствола — десять фунтов, у левого — семь с половиной. Это — вдвое больше, чем следует. Какой уж тут случайный выстрел!
Подошли к покойному. Смолин спросил:
— В городе вы сказали, что почти сразу после выстрела поехали к нам. Это — неправда. Зачем вы обыскивали тело?
— Не было этого.
— Обыскивали. Возле тела шесть окурков. Это ваши. Вы прижигали папиросы одну за другой, на песке только одна обгоревшая спичка. Даже при таком темпе курения на это ушло бы полчаса. У ног покойного, на песке — глубокий вдавленный след. Вы опускались на колени. Искали что-нибудь в карманах убитого?
Груздь ответил безучастно: