Капитан идет по следу
Шрифт:
Евгений Степанович кивнул головой и добавил:
— По огню можно узнать не только что горит, но и как горит. Температура огня имеет прямое отношение к его цвету. Вон тот, дальний склад, пылал темно-красным цветом. Значит, жар не превышал семисот градусов. Вишнево-красный огонь дает уже девятьсот градусов.
— Любопытно. Я слышу эти цифры впервые.
— Чем ярче и бесцветнее пламя, Александр Романыч, тем выше его темп, тем совершенней процесс горения. Об этом, конечно, знает каждая хозяйка, топившая печь. Ты не
Александр Романович наклонил голову, давая понять, что запомнил эти слова, и несколько секунд присматривался к группе людей в праздничных, безнадежно испачканных костюмах.
Взгляд этого незнакомого человека насторожил Ирушкина, он незаметно толкнул Карасика в бок:
— Кто такие?
— А бог знает… — нехотя отозвался старик. — Глядят, как и мы.
Это были Смолин, следователь прокуратуры Гайда и начальник следственного отделения управления пожарной охраны майор Каракозов.
Заметив, что на него обратили внимание, Смолин отвернулся. Помолчав, он сказал майору:
— Мне доводилось видеть белое пламя, Евгений Степаныч. Сколько же это градусов?
— Тысяча триста.
— А ярко-белое?
— Тысяча четыреста. За ним уже идет только ослепительно белый огонь — полторы-две тысячи градусов.
Гайда не принимал участия в разговоре. Он сосредоточенно курил папиросу и присматривался к пожарищу. Ни фактов, ни догадок ни у кого из них пока не было, и Михаил Иванович просто слушал, смотрел и запоминал.
Звонки о пожаре раздались почти одновременно в милиции, прокуратуре и пожарной охране. Неизвестный сообщил о беде и добавил, что базу, вероятно, подожгли с умыслом. Расспрашивать его было некогда, и следователям пришлось срочно выехать в поселок.
…Когда почти все разошлись, кроме пожарных и милицейского оцепления, все трое направились к участковому. Тот, увидев их, вытянулся и вскинул руку к фуражке.
— Никого не впускайте на базу, лейтенант. Очень важно, чтобы не было посторонних следов.
— Понимаю. Будет сделано.
Милиционеры пропустили следователей внутрь уцелевшей ограды.
От покареженной жести и обугленных бревен еще тянуло жаром, но он уже был не опасен, и товарищи занялись делом.
Осмотрев мусор, уцелевший после пожара, они не заметили ничего важного. Следователи уже собирались посоветоваться, что делать дальше, когда Каракозов увидел у водопроводной колонки следы. Это были, по всей вероятности, однодневные отпечатки ботинок, сохранившиеся в задубевшей от жары глине. Рядом лежало несколько горстей потемневших опаленных стружек.
Майор, опустившись на корточки, сказал Смолину.
— В правом следе, почти
Капитан, осторожно ступавший сейчас от следа к следу, ничего не ответил. Вернувшись, он еле заметно покачал головой.
— Что ты?
— Странные следы. Тебе так не кажется?
— Нет. В чем дело?
— Шаг средний, а след чрезвычайно велик. Этот очень крупный человек делал совсем маленькие шажки.
— Может быть, он нес какой-нибудь груз?
— Непохоже. След неглубок. Я предпочел бы другое объяснение. Неизвестный был обут в непомерно большие ботинки.
— Зачем же?
— Не знаю. Возможно, чтобы оставить чужие следы.
Смолин установил камеру и снял оттиски по правилам масштабной фотографии. Затем залил следы гипсом и положил в спичечный коробок несколько хорошо уцелевших стружек.
Вскоре товарищи прошли к одному из складов.
Надо было попытаться найти очаг пожара. При малом огне, который удается потушить сравнительно быстро, это нетрудно сделать. Но здесь поиски скорей всего были обречены на неудачу: всюду громоздились черные бревна, побелевшая и покареженная жесть, груды треснувшего перекаленного кирпича.
В следующем складе Каракозов долго рассматривал стеллажи, на которых, видимо, хранились какие-то части машин. Ему показалось, что стеллажи больше уцелели, чем крыша, рухнувшая на них. Значит, первой в этом помещении вспыхнула крыша. Не с нее ли начинал преступник, подпалив балки на чердаке?
В небольшом кирпичном бараке, судя по остаткам, хранились лопаты, кирки, грабли, вероятно, инвентарь самой базы. Тут же лежало несколько почерневших железных бочек из-под бензола или керосина. Часть из них взорвалась во время пожара.
— М-м, непорядок… — впервые открыл рот Гайда.
— Хранить здесь горючее, конечно, нельзя, — согласился Смолин.
На осмотр барака ушло около часа. Но и тут не удалось найти ничего примечательного. У покоробленной стены Каракозов поднял кусок оплывшего стекла и передал его Смолину:
— Жара здесь была не ниже восьмисот градусов, Александр Романыч. При меньшей температуре стекло не плавится.
Пятичасовой осмотр не дал ничего утешительного. Следы ботинок могли оказаться случайными, стружки — что ж стружки? — а больше зацепиться не за что.
Из рассказов было известно, что огонь раньше всего заметили над конторкой кладовщика Милоградова. Она вплотную примыкала к помещению, где хранились узкие и длинные ящики со стеклом.
Гайда еще раз предложил осмотреть этот склад.
Через полчаса товарищи выбрались из развалин и устало направились к проходной. Никаких следов поджигателя!
Только Каракозов задержался у конторки. Он молча рассматривал что-то на земле. Это оказалась небольшая горка пепла.
Гайда и Смолин, подошедшие к нему, склонились над пеплом.