Капитан идет по следу
Шрифт:
Пощелкав выключателями, что-то проверив в полутьме, коротко сказал: «Готово» — и отошел в сторонку.
Кичига повозился у аппаратуры, видимо, расправлял и укладывал листок и, наконец, включил рентген.
Все вплотную подошли к майору.
Несколько секунд длилось молчание. Смолину показалось, что он видит какие-то буквы на листе, но капитан ждал, когда заговорит Кичига.
Майор не торопился. Только убедившись, что на бумаге действительно появились слова и цифры, он подвинулся, уступая место Гайде.
Следователь долго вглядывался
— Не такой уж он дурак, этот Груздь… Да… не дурак. И здесь, как в басне… намеками… Продувная бестия… Где он этому научился — в плену?
— Чему научился?
— Воровству и тайнописи. Чему ж еще?
— Да что ж там написано? — не выдержал Смолин.
— А вот послушайте.
Гайда совсем близко придвинулся к листу и прочитал:
«Сетка — 6.
Краска — 2.
Старое — 16.
Значит — 24.
Ваня! Моя доля — половина. Мне нужно. Надоело просить свое».
Всю ночь Смолин провел в кабинете Гайды. Готовя план допроса, оба следователя часто прерывали беседу и надолго задумывались.
Многое уже было ясно, но для того, чтобы стало очевидно все, предстояло выполнить еще сложную и трудную работу.
Видимо, дружба Груздя и Курчатова была нечистой. Честные записи не делают симпатическими чернилами, да и само содержание приписки, достаточно прозрачное, не оставляло сомнений: жулики крали в артелях все, что плохо лежало, и выручку делили пополам.
Но, видимо, что-то испортилось в последнее время в этом содружестве воров. За Курчатовым остался какой-то долг — вероятно — в 16 тысяч. Он не только не отдавал Груздю его старой доли, но и не поделился деньгами, вырученными уже в городской артели — за какие-то операции с кроватными сетками и краской.
Что искал Груздь у озера в карманах убитого? Конечно, не деньги. Курчатову незачем было брать с собой крупную сумму, кроме той, которая могла предназначаться Груздю. Но если Курчатов взял эти деньги, какой смысл было убивать его? Груздь получил бы свою долю и так.
Не вернее ли допустить, что они не договорились в лесу и поссорились? А может быть, и не поссорились. Просто Курчатов и на этот раз ничего не дал Груздю, снова пообещал выплатить счетоводу его долю, но Груздю надоело ждать. А может быть, и так: воспользовавшись удобным случаем и полагая, что за случайное убийство он отделается небольшим наказанием, Груздь решил покончить с Курчатовым и завладеть всеми деньгами?
Но почему они договорились о поездке в лес не устно, а письменно? Смолин выяснил, что Груздь посылал соседского мальчика с запиской к Курчатову за несколько часов до выезда на охоту. Может быть, им не удалось условиться на работе, в артели везде люди, и воры боялись выдать себя неосторожным словом?
Что ж все-таки искал Груздь в карманах Курчатова? Может, ключ? Нет, едва ли. Они часто бывали друг у друга, и Груздь не мог не знать, что Курчатов ключ от комнаты отдает соседке. Конечно, он знал об этом: та же соседка сказала,
Значит, попасть в квартиру Курчатова Груздь мог без труда. Он искал другое. Что же?
Может быть, ключ от тайника, где хранятся деньги? Что ж, это вполне вероятно.
— Где он, Курчатов, мог хранить эти деньги, Александр Романыч, а? — внезапно спросил Гайда, и его черные большие глаза встретились с узковатыми глазами капитана.
— Где? У себя в комнате, вероятно. Еще — в жилье у сестры. У него в городе есть сестра. Может быть, даже в артели. Надо поискать во дворах, в сараях, в стенах комнат.
Гайда согласно кивнул головой:
— Что ж, придется поискать. Передай своим людям, чтоб занялись. И предупреди… да предупреди: тертые калачи эти жулики… Так просто их не ухватишь. А ухватить надо. На то мы с тобой и сыщики, Александр Романыч…
КОПТЯЩЕЕ ПЛАМЯ
Черно-багровое пламя, сея огромные клочья копоти и завывая, рвалось к небу. Пожарные работали молча и сосредоточенно, не давая огню перевалиться на окраинные дома поселка.
Пламя непрерывно меняло форму и направление: то опускалось к земле, будто изнемогало, то снова со свистом и шипеньем лезло вверх, скрывая от людей шар июльского ярого солнца.
Милоградов близоруко щурился, пытаясь понять, кончается ли пожар? На лице кладовщика, испачканном сажей, застыло выражение тревоги и недоумения.
— Экая беда! — бормотал Милоградов, в десятый раз обшаривая свои карманы и по привычке пытаясь найти очки. — Горит, как в аду.
Ирушкин покосился на кладовщика и сказал, усмехаясь:
— Бензол, он, того-самого, всегда горит, подпали только.
Маленький сухонький старичок, нос крючком, борода клочком, промолвил примирительно:
— Может, и не жег никто. Чего зря гадать?
Ирушкин сузил и без того узкие глаза, облизал сухие потрескавшиеся губы:
— Ты, Порфирий, думай путем, а не мели. Не сам себя бензол спалил.
Порфирий Карасик захватил бороденку в горсть, вздохнул:
— А кому ж это надо было?
— Кому-нибудь да в пользу, — значительно отозвался Ирушкин. — Пожар, он, того-самого, всякий грех сожгет.
— Не выдумывай ты, ради Христа, — вмешался в разговор Белуджев, и на его крепком и загорелом, как обожженный кирпич, лице на секунду промелькнула досада.
Карасик с сожалением оглядел свой выходной костюм, весь в черных пятнах и подтеках, похлопал себя по карманам и удивился:
— А водку я потерял…