Капитан Мак. Игрок
Шрифт:
– Это уже веревка повешенного действует, – подумал наивный Сидуан.
И он поклонился до земли.
– Человек, – обратился к нему дворянин высокомерным тоном, – это ведь гостиница «У Единорога»?
– Да, мой принц, – ответил Сидуан, – это она.
– Народ в гостинице есть?
– Но… но… – пробормотал трактирщик, – ваше высочество спрашивает меня об этом с какой-нибудь особой целью?
– Просто мне здесь никто не нужен, – продолжал незнакомец столь же высокомерно.
– У меня никого и нет… совершенно никого, – сказал Сидуан, делая знак Перинетте,
– Я снимаю твою гостиницу на ночь, – продолжал незнакомец.
И он бросил на стол кошелек, сквозь петли которого просвечивала дюжина золотых.
– Это, может быть, сам король! – подумал честолюбивый трактирщик. – Ах, дорогой капитан! Это он для меня все это сделал! Поэтому-то его я и не подумаю беспокоить.
Незнакомец затворил входную дверь и оглядел нижний зал трактира. Он заметил какую-то дверь и отворил ее.
– Что это за комната? – спросил он.
– Моя, мой принц, – ответил Сидуан.
– Уступи мне ее; ты ляжешь в другом месте! Так ты мне отвечаешь, что никого нет?
– Никого нет, клянусь вам, мой принц.
– Прекрасно. Убирайся.
– Ваше высочество не желает отужинать?
– Нет.
– А вина ваше высочество не желает?
– Тоже нет.
– Но, может быть, госпоже герцогине… понадобится помощь моей служанки? – продолжал угодливо Сидуан.
– Нам ничего не нужно! Убирайся!
Перинетта ушла раньше, пожав еще раз плечами, как она делала обычно, когда ей приходилось признаваться себе, что Сидуан – все-таки дурень. Трактирщик же трижды поклонился и уже тоже собирался уйти, как вдруг кавалер в маске остановил его:
– Прошу прощения, приятель, – сказал он, – еще одно слово. Хочу дать тебе совет.
Сидуан снова поклонился.
– Если ты хочешь дожить до старости и разбогатеть, иди ложись, укройся с головой одеялом, и какой бы шум ты не услышал, спи как мертвый.
– Повинуюсь вашему высочеству, – дрожа, ответил Сидуан.
И он вслед за Перинеттой поднялся по лестнице, оставив весь первый этаж гостиницы в распоряжении человека в маске и его спутницы. Тогда кавалер, подвигая незнакомке стул, произнес:
– Садитесь, донья Манча, и давайте побеседуем.
– О, дон Фелипе, я вся дрожу; теперь я горько раскаиваюсь, что согласилась на это свидание…
– Вы с ума сошли! – сухо ответил кавалер.
– Брат мой, у меня очень дурные предчувствия.
– Предчувствия обманчивы, донья Манча.
– Да услышит вас Бог! Но мне страшно…
– Чего вы боитесь? Боитесь увидеть короля Франции у ваших ног… через час? Боитесь стать орудием планов нашего с вами государя, короля Испании?
– Но вы понимаете, – в волнении ответила она, – кем я вынуждена буду стать?
– Вы станете королевой, донья Манча. Король любит вас… Достаточно мне взглянуть на эти баснословно дорогие серьги, которые он вам сегодня подарил, чтобы убедиться в его любви.
– Но эта любовь, взаимная или нет, все равно преступна!
– Политика извиняет все. Вы – испанка, Манча, и, уступая любви короля Франции, вы
– Пусть будет так, – ответила донья Манча, – я повинуюсь. Но до полночи еще далеко…
– И прекрасно, потому что я хочу на это время воспользоваться этим залом.
– Вы хотите сказать, что я должна уйти?
– Да… О, не удивляйтесь, – с улыбкой добавил дон Фелипе, – я прекрасно управлюсь с обеими интригами– и с вашей, и со своей.
– Что вы этим хотите сказать, брат?
– Прошу вас, пройдите в эту комнату и дождитесь там моего отъезда. А если услышите крики, не пугайтесь.
– Какое еще преступление вы задумали? – спросила донья Манча, и в голосе ее прозвучало презрение, смешанное с ужасом.
– Никакое, моя красавица; я тоже попробую заставить себя полюбить.
– Кого заставить?
– Одну девушку, прекрасную как ангел, и богатую как инфанта. Наш герб столь стар, что нужно подновить его позолоту, а меня неравный брак никогда не страшил.
– Я вас совсем перестаю понимать, дон Фелипе.
– Ну что же, послушайте дальше: вы видели ювелира, который только что приехал в Блуа и привез серьги, подаренные вам королем?
– Да, это ювелир Лоредан.
– У него есть дочь… И я ее люблю.
– Она должна сюда приехать?
– Да, благодаря одной хитрости, которую я придумал. Она едет в Блуа, чтобы встретиться там с отцом. Я подкупил погонщиков мулов, везущих ее носилки, и они остановятся здесь под каким-нибудь предлогом. Я похищу девицу, и отец ее увидит только в тот день, когда согласится отдать мне ее в жены.
– Но это омерзительно! – воскликнула донья Манча.
– Ба! Всегда-то вы находите какие-то ужасные слова, чтобы обозначить самые простые вещи. Ну ладно, давайте без этих ребячеств. Ступайте в эту комнату и не выходите оттуда, пока я не уеду.
И, поскольку донья Манча продолжала сопротивляться, дон Фелипе втолкнул ее в комнату Сидуана со словами:
– Не беспокойтесь, до прихода короля я уеду.
И он затворил за ней двери и остался один в нижнем зале гостиницы. Через несколько минут вдали раздался звон бубенцов.
– А, вот и она! – прошептал дон Фелипе и, притворив наружные двери, скользнул в самый темный угол зала.
У порога остановились носилки, и дон Фелипе услышал, как девичий голос спросил:
– Как? Разве это гостиница «У Единорога»?