Капитан Невельской (др. изд.)

Задорнов Николай Павлович

— Место нехорошее…

— Что же поделаешь! Якорная стоянка, пресная вода, что еще нам надо?

Капитан говорит: «Поставлю пост, а уж там посмотрим…»

— Это он может! — согласился Горшков.

Шестаков замечал, что капитан пишет какие-то бумаги, буквы на них крупные, писаны не по-русски. Похоже, объявления… «Где он их приклеит?» — думал матрос.

…Кузьмин покуривал трубку и молчал.

Уплывала вдаль слабая синь Большого Шантара. Прошли

остров Кусова, похожий на крутую гору среди моря. Видны за кормой его темные морщины в густых лесах и желтоватые грани стосаженных скал. Море вздувается под ними, медленно подымая на скалы белые кружева.

— Где будем сгружаться, вашескородие? — спросил Фомин у Невельского.

Такие разговоры разрешались еще на «Авроре» у Литке. Когда капитан появлялся на баке, матросы говорили обо всем, что их тревожило.

— Десант высадим в заливе Счастья.

— Где рыба шла? — спросил матрос.

— Да, где шла рыба, где много было белух в прилив…

— А кто же пойдет на устье?

— Пока поставим пост на Иски.

— Надо бы устье занимать, Геннадий Иванович, — сказал Козлов.

— Конечно, надо!

— Брать, так за рога! А почему нас сменит «Охотск»?

Невельской объявил, что «Байкал» берет больше груза и нужен для транспортировки на Камчатку.

— На одну ложку две горошки хотят, Геннадий Иванович! — сказал Козлов.

Лицо Невельского быстро оживилось, взор принял воинственное, обычное для него, острое выражение.

«Вот он когда ожил!» — подумал Иван Подобин, тоже торчавший на баке. Он не был на вахте.

«Подлецы! — подумал капитан, — Матросы понимают!»

— Я, Геннадий Иванович, хочу спросить… — заговорил Шестаков.

— Пожалуйста…

— Когда описывали полуостров Князя Константина, вы говорили, что надо там пост поставить…

Невельской улыбнулся.

— Я пойду туда после.

Матросы неодобрительно молчали. «После» — это значит не с ними, а с охотскими.

— Ты много хочешь, Шестаков. Да ведь мы уже говорили с тобой.

Матросы стали вспоминать знакомых гиляков, беглого русского, названия селений, хотя и перевирали их. Теперь, когда снова подходили к устьям Амура, все вспоминалось.

— Что же, Геннадий Иванович, сгрузим десант, и все? — спросил Козлов.

— А что бы ты хотел?

Матросы утихли. Никто не ответил.

— Когда сгрузимся, тогда посмотрим! — сказал капитан. — Еще не знаем, как там наши, как Дмитрий Иванович.

— Сам Амур открыл, а говорит, что пост будет в Счастье! — рассуждали матросы.

— Что ее открывать? — отозвался Конев. — Река и река! Она сама открыта. Зашли и смерили.

— Он уж знает, где что ставить! — сказал Тихонов.

— Это мало важности, что капитан, — отвечал Конев недовольно.

Капитан

сказал, что вызовет добровольцев из экипажа, которые пожелают остаться с ним на берегу в экспедиции.

Конев в душе считал себя открывателем Амура. Он первый в прошлом году во время описи заметил стада белух, решил, что, видимо, идут за рыбой на пресную воду, и предсказал, что близка большая река.

А реку первый увидел Веревкин и считал себя первооткрывателем. Оба матроса из-за этого недолюбливали друг друга.

На траверзе синел островок Рейнеке, тупой лиловый мыс Литке слился с вечерними сумерками. Утром видны были огромные утюги сопок, между ними лес, внизу отмели. К полудню сопки стали ниже и отошли от берега, над отмелями тянулась низкая темная полоса тайги. И эта полоса стала отходить, отделяться от отмелей, а пески стали выше, шире, круче… Вскоре тайга совсем исчезла за ними. Прибой грохотал и вил вихри у крутой косы. За сплошной полосой песка, очень далеко, чуть голубели лесистые хребты.

— Коса Иски начинается, — сказал капитан.

Штурман взял высоту. Матросы узнавали место. Близок был вход в залив Счастья.

На берегу стали видны лодки и толпа гиляков, из-за косы вился дымок.

Кузьмин на пляшущей по волнам шлюпке отправился туда с шестью матросами.

Глава седьмая

В ДЕНЬ ПЕТРА И ПАВЛА

Когда Кузьмин вернулся, Невельской съехал на берег, увидел гиляцких собак, ослепительно чистый, сверкающий на солнце песок, нескольких гиляков на возвышении. Он поднялся к ним.

За косой открылся тихий, мирно сверкающий залив Счастья. Невдалеке гиляцкие юрты, около них на песке нарты со щербатыми белыми полозьями из старых ребер кита; рыба и красные туши нерп сушатся повсюду. Он почувствовал, что счастлив видеть все это и что в нем рождается былая энергия.

Навстречу капитану через косу быстро шел высокий чернобровый человек в гиляцкой рубахе.

— Дмитрий Иванович!

— Геннадий Иванович!

— Поздравляю, мой дорогой! Вы — поручик корпуса штурманов! Чин возвращен вам.

Орлов обнял Невельского.

— Харитина Михайловна здорова, послала письмо, гостинцы, бочку браги… Все благополучно. Как у вас?

Они сели на песок. Орлов, вытирая пальцами слезы, некоторое время не мог говорить. Вокруг уселись лохматые гиляки и матросы, тут же устроились гиляцкие собаки.

«И в самом деле, — подумал капитан, — разве мне одному отказали? Чем я лучше других? Не гибнуть же из-за этого… Больно было, но вот я опять крепок. Разве я проклят и не встречу в жизни человека, который полюбит меня?»