Капитан Невельской
Шрифт:
— Как же! Конечно, знаю! — повторил старик, глядя на капитана по-детски ясным взором, а губы его тряслись. — Ведь я крещеный.
Никогда прежде Чумбоке не приходилось слышать, что дедушка Иренгену крещеный и знает по-русски. Только теперь понял он, как это ухитрялся старик узнавать, что говорят между собой русские, когда торговцы приезжали в его деревню.
То, что дальше услыхал Чумбока, изумило его еще сильней.
— Мои отцы, — продолжал дедушка Иренгену, — когда я был маленький, пришли на Горюн из-за хребтов… — Запас русских слов у старика окончился и далее он продолжал по-гольдски. —
Невельской объяснил, что к Иски могут подходить большие морские суда, поэтому там построен русский пост.
— На будущий год мы поставим посты и лавки на Амуре, — сказал он.
Горюнцы рассказали, как проехать к ним. Опять пошла речь про реки, хребты и озера.
Между тем у палатки собрался народ, послышались громкие голоса.
— Маньчжуры пришли, — входя в палатку, сказал Афоня.
Гольды переглянулись тревожно.
— Сегодня мы будем читать бумагу от нашего царя, — сказал капитан, — и вы слушайте. Маньчжуры тоже пришли слушать, но не бойтесь их…
— Так ты толмачом у лоча? — обратился к Чумбоке дедушка, выходя из палатки.
Все с уважением посмотрели на своего бывшего родственника.
— Ты нам много хорошего сделал, — заговорил Дохсо, стараясь задобрить парня. — Говорил за нас. Спасибо тебе!
— Вот наши лодки, — показал Кога.
— Пойдем к нам, поговорим.
— Расскажешь, как жил и как сюда попал. Ты хорошо по-гиляцки выучился!
— Я думал, что вам хорошо жилось! — сказал Чумбока.
Горюнцы смущенно умолкли, чувствуя себя глубоко виноватыми. Особенно ясно это было сейчас, после разговора с русскими.
Все пошли к лодкам. Ведь лодка — это часть дома.
— У-у! Знакомые лодки. Вот в этой я ездил. А эта дядина… А что же брат не приехал? — спросил Чумбока. — Я слыхал, что он разбогател?
— Какой разбогател! Да кто тебе это сказал?
— Это сказал Гао!
— Гао? — удивился Кога. — Где ты его видел?
— Здесь!
— Гао здесь?!
— Он и губит твоего брата, — заговорил Дохсо. — И сыновья его… Мстят ему за тебя, изводят его…
— Что же ты смотришь? — говорили сородичи. — Ходишь с капитаном, а сам не догадываешься, что сделать надо. Гао обманул тебя. Твой брат до сих пор в долгу.
В это время толпа зашумела. Матросы выстроились с ружьями.
Из палатки вышел капитан. Рядом с ним стоял Позь, державший в руках несколько свитков бумаги. Тут же встали Афоня и Чумбока.
Маньчжуры столпились слева от капитана. Они улыбались и кланялись ему как доброму знакомому.
Невельской поднялся на обрубок дерева и бегло оглядел огромную толпу. Глаза у него колючие, но веселые. Позь подал ему бумагу. Капитан, не разворачивая, держал ее в руке.
— Хотя русские давно здесь не бывали, — объявил он, — но всегда считали всю реку и земли от Каменных гор Хингана до моря, а равно и всю страну вдоль моря с островом Карафту своими.
— До русского
— Никто теперь у здешних людей не смеет брать даром какую-либо вещь: лодку, мех, рыбу, так же как никто не смеет заставлять здешних людей работать на себя. Никто не смеет чинить тут никаких обид, хватать тут женщин или уводить людей в рабство и не смеет собирать дань.
— Чтобы все это, что я сейчас сказал, было известно приходящим сюда чужестранцам, я оставлю вам вот эти бумаги, на них написано все, что я сказал.
В тишине слышно было как, разворачиваясь, зашуршал пергаментный свиток.
— «От имени Российского правительства, — подымая бумагу, торжественно читал капитан, — объявляется всем иностранным судам, плавающим в Татарском заливе… — Позь и Чумбока сразу же переводили, — что все берега этого залива и весь Приамурский край… до корейской границы, с островом Сахалином, составляют российские владения и никакие обиды обитающим тут жителям не могут быть допускаемы. Для этого поставлены российские военные посты в заливе Иски и в устье реки Амура…»
После чтения Невельской обратился к старику маньчжуру и подал ему бумагу. Тот поспешно улыбнулся.
— Мы, русские, всегда будем рады видеть вас или ваших товарищей на Иски и торговать с вами, — сказал капитан. — Если ваши люди пойдут к нам или будут в других дальних путешествиях по этим краям и встретят рыжих, пусть они покажут это объявление… И вы предъявите его у вас в Сан-Сине.
Старик осторожно принял свиток обеими руками и почтительно поклонился.
После этого капитан обратился к Еткуну.
— Вот ты просил у меня защиты от иностранцев. Возьми этот лист, Еткун. Ты слыхал, что там написано?
— Да, я слыхал и все понял! — ответил Еткун.
— И я! — подтвердил Араска.
— Когда придет судно с моря, покажешь эту бумагу и скажешь им, что все жители залива Нангмар теперь находятся под защитой русского царя.
Капитан свернул бумагу и отдал Араске.
— Зря никому не показывай!
— Как же! — воскликнул нангмарец.
Гао Цзо тоже пробился вперед. Он часто и усиленно кланялся и улыбался, глядя открытыми глазами на капитана, желая обратить на себя внимание. Ему до смерти хотелось заполучить себе такое объявление. «С такой бумагой я бы зажил на русской земле!»
— Ты обещал мне такую же бумагу… Я здешний житель… Мне приходится много ездить… Я грамотный человек, торгую, везде бываю, мог бы всюду показывать такое объявление. Я бы всем его переводил и толковал. Я знаю все языки, а кто знает языки и торгует, тот самый…
— Я тебе не могу дать бумаги, — перебил его капитан. — На тебя есть жалоба… Останься здесь и жди! Придержи его, — велел капитан Шестакову.
— Ты обещал мне бумагу, — слабо улыбаясь, лепетал Гао.
Позь перевел его слова. Невельской не ответил.