Капитан Сорвиголова
Шрифт:
Англичане обрушили на молокососов потоки брани, которые, однако, произвели на них не большее впечатление, чем карканье ворон. Уланы уже не решались на лобовую атаку и двинулись на противника с флангов. Их строй напоминал острый угол, вершина которого как бы упиралась в мальчишек.
Сорвиголова с невозмутимым спокойствием навел ружье сначала на правофлангового головного кавалериста, затем — на левофлангового. Он стрелял, как охотник, бьющий дуплетом по куропаткам. Оба солдата упали, даже не вскрикнув и не взмахнув руками.
Шесть всадников и
Впрочем, в Клондайке Сорвиголова превзошел и это достижение, когда во время полярной ночи истреблял волков, целясь в единственно видневшуюся мишень — сверкавшие фосфорическим блеском глаза хищников.
Снайпер протянул Фанфану свою винтовку с опустевшим магазином:
— Дай твою!
Снова ощутив в руках надежное оружие, Сорвиголова вздохнул с облегчением.
Англичане на мгновение заколебались. Да и понятно: они желали поохотиться за двумя подозрительными велосипедистами, позабавиться излюбленной своей игрой в охоту на кабана, а напоролись на двух молодцов, которые в одно мгновение уничтожили шестерых улан.
Предпринятая кавалеристами новая атака опять не удалась: двое ближайших к молокососам улан попытались на полном скаку пронзить их пиками, но те оказались слишком коротки, а пущенные в карьер кони вихрем пронеслись мимо юнцов.
Просиявший Фанфан показал уланам нос:
— Проваливайте-ка вы со своими палками от метлы! Они годны только на то, чтобы сшибать с деревьев орехи да яблоки!
— Погоди еще радоваться, — заметил Сорвиголова.
— Думаешь, они вернутся?
— Ничуть не сомневаюсь. Всей душой ненавижу их, но в мужестве им не отказываю.
— Значит, по-твоему, им мало полученной взбучки?
— Да. А вот и доказательство… Ложись!..
Сорвиголова, столкнув в канаву товарища, распластался рядом с ним.
И вовремя! Грянуло шесть выстрелов. Взвились столбики пыли, взлетели осколки камней.
— Ба! — торжествовал Фанфан. — Да что они, ногами, что ли, стреляют?.. Точь-в-точь как я!
Убедившись, видно, что конной атакой ничего не добьешься, уланы отъехали метров на триста, спешились и, укрывшись за конями, открыли огонь. Весьма неосторожный ход, когда имеешь дело с таким стрелком, как Сорвиголова!
Глубокая выбоина, прорытая бурскими повозками, служила не хуже траншеи. Сорвиголова, не обращая внимания на град пуль, которыми осыпали их англичане, прицелился в одну из лошадей противника чуть пониже уха. Конь вздыбился, прежде чем упасть, и приоткрыл скрывавшегося за ним солдата. И в следующий миг улан с пробитым лбом опрокинулся навзничь.
— Всего пятеро осталось! — завопил Фанфан, но тут же вскрикнул: — Ужалили!.. — Он неосторожно приподнял голову, и пуля сняла, как резцом, мочку его правого уха. — Да ты не волнуйся, сущие пустяки!
— Пора кончать! — отозвался Сорвиголова.
Уланы, легкомысленно опустошив магазины своих винтовок, прекратили на время огонь. Но пока они наспех, торопливо роясь в патронташах, перезаряжали ружья, Сорвиголова
Один из пяти остававшихся в живых улан, стоя на колене, прицелился в молокососов. Но Жан успел опередить его, и, пораженный меткой пулей, тот опрокинулся навзничь.
— Теперь только четверо! — восторженно крикнул Фанфан, зажимая рукой кровоточащее ухо.
Драма длилась не более пяти минут. Уцелевших улан охватил несказанный ужас. Если бы у них были кони, как охотно бросились бы они наутек! Но безвинным животным досталось сильнее людей: они были перебиты все до одного.
Уланам оставалось только поплотнее прижаться к земле. Однако кругом — ни ложбинки, ни камня, чтобы затаиться, лишь кое-где скудные клочья степной травы.
Молокососы же, хотя и уступали уланам в численности, были надежно спрятаны от взора противника.
— Пора кончать! — повторил Сорвиголова. — Нам нельзя терять времени, ведь путешествие только началось. Гром и молния, как охотно уничтожил бы я целый полк этих проклятых вояк!
Жан научился у буров без промаха бить врага из засады. Он умел, не обнаруживая себя, следить за всеми действиями противника, мог незаметно для неприятеля изменить позицию или зайти ему в тыл. Вот и теперь, зарядив свое ружье, он шепнул несколько слов Фанфану, а сам пополз по выбоине.
Продвинувшись метров на пятьдесят, Сорвиголова едва слышно свистнул сквозь зубы. Фанфан тотчас, вытянув в сторону руку, приподнял над выбоиной насаженную на ружье шляпу. Англичане клюнули на приманку и открыли бешеную пальбу. Хотя их головы лишь чуть приподнялись над землей, для Жана и этого оказалось достаточно. Паф! Паф! — раздались выстрелы. И тотчас же за ними последовали два других: паф!.. паф!.. Наступила полная тишина. А потом от земли отделился один — всего один! — объятый смертельным ужасом человек.
— Погибли! Вес погибли! — вопил он, размахивая белым платком. — Вы всех убили!.. Я сдаюсь, сдаюсь!
— Откуда он взялся? — удивился Сорвиголова, поднимаясь в свою очередь. — Значит, я все-таки промахнулся… Эй, Фанфан! Вставай! Победа за нами!
Улан подходил, шатаясь, растерянный, с обезумевшими от ужаса глазами.
— Руки вверх, молодчик! — скомандовал Сорвиголова.
Тот поднял дрожащие руки и, заикаясь, пробормотал:
— О нет, я не обману… У меня нет больше охоты воевать… Об одном прошу: пощадите!
— С удовольствием, — ответил Сорвиголова, из обычной своей осторожности не опуская, однако, ружья.
Внезапно его осенила мысль.
— Номер вашего полка? — спросил он англичанина, который лязгал от страха зубами.
— Третий уланский, — с трудом произнес тот.
— В таком случае, вы должны знать майора Колвилла.
— Конечно, я знаю его. Он — заместитель командира третьего уланского. Наш полк стоит в Ледисмите, а мой эскадрон был отправлен под Кимберли для разведочной службы.