Капка
Шрифт:
Эх, Шурка, Шурка... Если бы ты учился по всем предметам на пятерки, как по физкультуре да по немецкому, я бы гордилась тобой. А так стыдоба одна. Жду не дождусь, когда учебный год закончится.
За неделю до экзаменов Шурка вдруг резко изменился - притих, ходил понурый, неразговорчивый. На уроках рассеянно смотрел в окно. Из школы возвращался в одиночку и не дорогой, а стороной - лугами.
Вечерами Шурка не показывался на улице, и наша деревенская гармонь замолкла. Скучно стало вечерами.
Мальчишки
Однажды, когда я бежала с гулянья домой, меня в затененном переулке кто-то окликнул.
– Кап!
Я обмерла: Шурка. Остановилась.
– Ты куда?
– Домой.
Шурка, мрачный, вышел из темноты, грустно улыбнулся и побрел рядом со мной.
В руках у него была ветка. Он нервно обрывал с нее листья и швырял их в сторону.
– Давай посидим немного.
– Давай!..
– обрадовалась я и устыдилась.
Однако Шурка ничего не заметил. Угрюмо склонив голову, он думал о чем-то своем. Мы долго шли молча.
Я первый раз в жизни гуляла с мальчишкой вдвоем. Хорошо, что Шурка не взял меня под ручку.
Конец деревни. Мы присели на сваленные у мазанки дрова. В соседнем селе играла гармонь. Мы молчали. Взошла луна. Прокричали петухи.
С полей потянуло прохладой. Я начала зябнуть, но сказать об этом Шурке побоялась. Не хотелось уходить домой.
Возле конных дворов завыла собака. Смолкла.
Я сидела, боясь шелохнуться, ждала. Он, наверно, обнимет меня... Ой, страшно! Я наклонила голову, съежилась.
– Звезда упала.
– Чего, Шурк?
– Звезда вон сгорела.
– Где?
– Но тут же спохватилась, ответила: - Это, Шурк, чье-то счастье рассыпалось.
Шурка встал.
– Пошли?
– Куда?
– Домой.
У дворов снова завыла собака. Завыла протяжно, тоскливо.
– Шурк, а что ты такой печальный? И гулять не выходишь, и на гармони не играешь. У тебя что-нибудь случилось?
Шурка молчал.
– Скажи.
– Я участливо притронулась к рукаву его рубашки.
Шурка резко повернулся, крепко схватил меня за плечи.
– Ты друг мне?
– Друг.
Он не мигая уставился в мои глаза.
– Врешь?
– Нет, нет...
– испуганно прошептала я.
Шурка в злой улыбке перекосил рот, сморщился.
– А ну вас, все вы лживые. Ненавижу.
Он оттолкнул меня, сгорбился, тяжело зашагал к своему дому.
– Шурка!..
Я постояла и пошла следом за ним. Шурка сидел на крыльце, плакал.
* * *
Через два дня мы сдали последний экзамен. Закончили семилетку. Получили аттестаты и всем классом пошли
Шурка был по-прежнему мрачным.
Возвратившись домой, я узнала ошеломляющую новость. Зойка мне сказала:
– Розка выходит замуж.
– Ура!
Я запрыгала и закружилась по комнате.
– Ура!
– Схватила Зойку в охапку, поцеловала ее, усадила на кровать: - Рассказывай.
– В воскресенье свадьба. Сегодня они в сельсовет ездили расписываться.
– Ездили уже?!
– Ага... Она в белом платье. Нарядная-нарядная! Красивая-красивая!
Говори, Зойка, говори. Наплевать мне теперь на нее. Будь она хоть трижды раскрасавица. В воскресенье свадьба...
– Шурка будет играть на свадьбе.
Я захохотала.
– Не станет он, Зойк, играть. Ни за что не станет.
Но я обманулась.
Шурка играл на свадьбе, отец заставил. Шурка играл, а отец пил.
Я тоже была на свадьбе. На завалинке стояла, в окошко глядела. Неинтересное гулянье получилось. И все, по-моему, из-за Шурки. Никогда бы не подумала, что можно одной гармонью превратить свадьбу в поминки.
Уж очень грустно играл Шурка. Поначалу песни военных лет:
С берез неслышим, невесом...
. . .
До тебя мне дойти нелегко...
. . .
Ты меня ждешь, и у детской кроватки тайком...
. . .
После этих песен старики, вздыхая, начали вспоминать, кто где когда воевал. Выпили за погибших товарищей, прослезились.
– Давай старинные!
– крикнула бабушка Анисья.
И Шурка завел старинные.
Вот мчится тройка почтовая...
. . .
В низенькой светелке огонек горит...
. . .
Догорай-гори, моя лучинушка,
Догорю с тобой и я.
Бабка Анисья расплакалась. Склонила голову Шурке на плечо, всхлипывала и все бормотала:
– Ох, касатик, потешил! Ох, отвел душу! Давай еще, давай...
Под утро свадьба затихла. Мы с Зойкой заглянули в окошко. Батюшки!..
И на полу, и на стульях, и сидя за столом, и под кроватью, и на кровати - всюду спали гости.
На столе все перемешано. Селедка с вареньем, огурцы с молоком, капуста с холодцом, колбаса с брагой. На полу мусор: окурки, обрывки газет, скомканные платки.
Молодые сидели у подтопка на сундуке.
Розка плакала. Васька, муж, ее утешал:
– Брось! Еще день, и все это кончится.
А на улице захлебывалась гармонь. Шурка вовсю наигрывал веселые частушки.
Мальчишки пели:
Давай, тятенька родной,
Давай поделимся с тобой:
Тебе соху и борону,
А мне в чужую сторону.
Вдруг Шуркин голос громкий, задиристый:
По дороженьке пырей,
Последний раз иду по ней.
Больше, Шурка, не услышишь