Капкан для белой вороны
Шрифт:
Да уж, счастливого тут было мало. И все-таки не понимаю, зачем она пела? Изводила весь двор с маниакальным упорством. Неужели не догадывалась, какую бурю протеста вызывают ее вокальные экзерсисы? Вот старику она нравилась, а я так ни разу при ее жизни не подумала о певице с теплотой. А сейчас вроде и не к чему.
Опрос свидетелей ничего существенного не добавил к картине события. Кто-то сломал магнитный замок в подъезде. Но вдруг это действительно шаловливые дети постарались?
Насчет камушка странного вида я и вовсе не пытала иллюзий. При чем здесь булыжник? Орудием убийства он точно не был.
Возвращаться
Индустрия потребления в последние годы так сильно ушла вперед, что догнать ее мне лично уже не представляется возможным. Большую часть своего барахла я купила в те славные времена, когда «народный» диван из Икеи казался немыслимой роскошью. Импортную мебель большинство сограждан видело только на картинках и посему я не комплексовала, отдаваясь Морфею на допотопной тахте и завтракая за белым в серую крапинку столом. Нынче конечно, моя обстановка была где-то слегка за гранью приличного. Но мы с Лешкой все силы и деньги вкладывали в ремонт его старой квартиры. Нам хотелось сделать из нее уютное славное гнездышко. Мы сразу же откинули хай-тек, изысканный минимализм, вычурную классику и любимый русскими рестораторами фольклор. Хотелось удобной, стильной, но не вычурной мебели, приятных глазу расцветок, не доведенной до абсурда функциональности, вещей с изюминками, но без излишеств. «Щас! Разбежались», – сказали нам законодатели новомосковской моды, с чьей нелегкой руки все магазины и салоны были под завязку забиты или уродски шикарными или шикарно уродскими вещами. Найти нечто среднее между скандинавской незатейливостью и помпезной итальянской роскошью было почти нереально.
Очередной каталог тоже не баловал разнообразием, но на предпоследней странице я нашла диван своей мечты. Огромный, угловой, он был сконструирован словно по моему заказу – низкие спинки подпирали пестрые квадратные и прямоугольные подушки. Он предлагался в трех цветовых вариантах, один другого лучше, он был в меру низок и в меру высок, глубина его составляла без малого метр, а длина плавно уходила в бесконечность. Он был чудо как хорош, этот диван! Глядя на него, я мысленно представила вечер, растянутый на годы, сладкое бормотание телевизора, кошачью шерсть, прилипшую к обивке, фантики от конфет, засунутые за подлокотник, заснувшего под интеллектуальное кино Лешку… Я так ярко представила себе эту картинку, что даже заплакала. За этим сентиментальным занятием меня и застал сосед Жора Крюков, без стука вошедший в открытую дверь.
– Ты чего ревешь, соседушка? Милый накостылял? А ты не бери в голову, бабу иногда полезно уму-разуму поучить. Баба – это такой человек, который никогда с первого раза не понимает.
Жору я почти не знала. Так, сталкивались во дворе мимоходом, здасьте-здрасьте. Слушая его тираду, удивилась – до какой же степени бывает обманчива внешность. Ну
– Я заходила к вам, да не застала, – с подобающим истинной женщине смирением молвила я и жестом пригласила его войти.
– Да я на минутку, – отказался он, – ты, говорят, Иркой интересуешься?
– Угу, – неопределенно пожала я плечами.
– Правильно делаешь. Я и милиции так сказал – эта дамочка та еще. У меня к ней у самого интерес был. Не подумай плохого. Но сама посуди, я человек семейный, в квартире две девки малые, а за стеной форменный Содом и Гоморра.
– Разве? А Валентина говорит, что вроде все в порядке было.
– Слушай больше. Валентина сама одинокая, свечку не держал, но электрик к ней постоянно шастает. А проводку, между прочим, совсем недавно всему дому меняли. Чего бы ему шастать?
– К Ире шастал?
– К Ире.. К Вальке! А к Ире не шастали, сама небось знаешь, на каких машинах подкатывали. Ну да ты мне зубы не заговаривай, я ж про другое сказать хотел. Аккурат той самой ночью, ну когда ее… того… я бессонницей маялся. И чаю с молоком выпил, и таблетку валерианы, а не спится. И кобель воет и воет, как оглашенный. В общем, думаю, подышу воздухом. Открыл балкон, сел на ящик из под пива и сижу. Полнолуние, тишина. Недаром говорят, что в полнолуние нечисть всякая во власти. Веришь ты в это? А?
– Не знаю даже.
– Вот и я не знаю, но говорят. Стали бы понапрасну говорить, а? Минут пяти до двух, я так думаю, не доставало, послышался скрип. Легонько, будто кто тихо-тихо на соседнем балконе дверь открывает. Я сижу. Думаю, ну мало ли, что там какое. Мне то что? Может, Ирка покурить вышла или ветер. А самому, не поверишь, страшно сделалось. Я в детстве так бабая не боялся, как мне нехорошо стало.
– И что же дальше? – с недоверием спросила я Жору.
– Дальше шелест и словно сквозняк пронесся – птица от нее вылетела. Ворона эта ее белая.
– И что?
– Улетела!
– Ну и?
– Ой, ну точно бабы тупые. Да если птица улетела, значит ее кто-то выпустил! Она ж в клетке у нее была.
– Может, Ира сама выпустила?
– Два часа ночи было! Ты слушаешь? Нет? Мертвая она в это время была.
– Но… Может, она заранее ее отпустила?
– С какой же стати? У нее там кругом мебеля белые да ковры. А ворона гадит. С какой же стати она ее выпустила? – Жора зловеще покрутил глазами, и уже выходя за порог, бросил – если только она заранее не знала, что жить ей осталось всего ничего. Бабы, они как кошки, чуют.
Уф. Очень странный свидетель. Отчего то я ни секунды не поверила в то, что Жора маялся бессонницей. Такие не маются. Шпионил за соседкой? Следил? С какой это радости пришел ко мне сам? Захотелось поделиться увиденным? Или запутать следы?
6. Старые и новые друзья
Лариса – удивительная женщина. В нашем безумной мире, в этом сумасшедшем городе, где каждый третий явных псих, а каждый второй скрытый, она похожа на цветущий остров спокойствия. Так невозмутимы и терпимы бывают по настоящему благополучные люди. И финансы здесь не при чем, хотя и с ними у нее все было в порядке. Просто Лариса была довольна собой и окружающими. Ее все устраивало, все ей нравилось. Она легко прощала людям слабости и когда, например, ей хамили в магазине, она лишь недоуменно пожимала плечами и великодушно улыбалась. С ней было легко.