Капкан любви
Шрифт:
Когда он вышел, Тедди обошла комнаты кругом, но Джек очень мало взял с собой на одну ночевку. Его сброшенная одежда кучей валялась на кресле, небольшой кожаный чемодан лежал на кровати открытым. На тумбочке у кровати стояла небольшая фотография маленького мальчика. Тедди мгновенно догадалась, что это был снимок сына Кандиды и Джека. Пара доверчивых глаз, таких же, как у Кандиды, смотрели на нее из-под широкого, гладкого лба, несомненно, унаследованного от отца. Услышав шаги Джека на лестнице, Тедди метнулась обратно в гостиную и начала бесцельно перелистывать страницы журнала колледжа.
— Простите, что задержал вас. Джон не утратил своей любви
Несмотря на то что было уже поздно, они сидели и пили шотландское виски из высоких стаканов кафетерия в комнате, почти не изменившейся с пятнадцатого века; несмотря на то что Джек, несомненно, был очень усталым, он отвечал на ее вопросы так же профессионально, как если бы они сидели в ее офисе за чашкой кофе. Он недвусмысленно заявил о преданности своей работе, но не заблуждался относительно проблем «Хэйз Голдсмит».
— Сейчас чрезвычайно трудное время для банка. Мы должны принять определенные стратегические решения о том, как конкурировать в девяностых. На данный момент «Хэйз Голдсмит» пытается обеспечить полный ассортимент таких же услуг, как в «Голдмен Сачс» и «Стейнберг Рот». Мы, безусловно, уступаем им в торговле валютой, но в финансовых корпорациях держимся на их уровне. Я убежден, что дальше нам нужно специализироваться — убрать или хотя бы уменьшить количество рыночных операций и сконцентрироваться на тех, где мы наиболее сильны. Кое-кто из моих коллег не согласен с этим, они предполагают, что выживаемость банка зависит от широты ассортимента услуг. Это не убеждает меня, и мы сейчас в разгаре споров. Действительно, большое облегчение — побыть здесь и удалиться от всех этих аргументов.
— Почему бы вам не уволиться сейчас? У вас прекрасная репутация — вас возьмут почти везде...
— Не соблазняйте меня! Конечно, я думал об этом — любой на моем месте подумал бы. Видите ли, нет ничего достойного в том, что я поддамся настроению покинуть корабль в такое время.
— Но, может быть, сейчас как раз самое подходящее время. Мы подыскиваем человека, который взял бы на себя работу с финансовыми корпорациями в специализированной фирме. Они идут путем предоставления специальных консультационных услуг, как и вы предлагаете в «Голдсмите», и эта стратегия выглядит работоспособной.
— «Барнеков», да? — догадался Джек. Тедди нехотя подтвердила. Стоило ей начать описывать работу, большинство людей бизнеса догадывались, для какой фирмы она занималась вербовкой. — Да, они — очень хороший пример того, что я имел в виду для «Хэйза». У них хорошие специалисты — Пол Драйвер знает, что делает.
— То же самое он говорил и о вас. Он предложил нам переговорить с вами.
— Это не идея Кандиды? — с надеждой спросил Джек.
— Нет, Кандида думала, что вы не заинтересуетесь этим предложением, но Пол посоветовал все-таки обратиться к вам.
Джек не ответил, и Тедди почувствовала скованность от молчания, наполнившего комнату.
— Конечно, мы все чувствуем, что у вас подходящая квалификация, и Кандида тоже, просто она считает, что вы слишком преданы «Хэйз Голдсмит».
— Кандида всегда считала, что я слишком предан «Хэйз Голдсмит», — невесело усмехнулся Джек.
—
— Я знаю причину, Теодора, и возможно, даже лучше, чем вы. Дело в том, что Кандида не хочет предлагать мне работу, потому что не хочет делать ничего хорошего для меня, а Пол Драйвер настоял, чтобы вы обратились ко мне. Все нормально. Я все понимаю. Мне жаль, что вы поставлены в неловкое положение необходимостью сделать это.
Джек стоял, опираясь на каменный подоконник, и смотрел в черное небо. Несколько студентов шли через двор, их жизнерадостный смех врывался в комнату. Джек обернулся к ней, и Тедди заметила, каким он был бледным и осунувшимся. Две застывшие морщины глубоко прорезали его лоб. Он сел напротив и наклонился к ней, его лицо оказалось в полуметре от ее собственного.
— Кандида рассказывала вам, что случилось? Из-за чего мы развелись?
— Да. Нет. Не совсем. — Тедди чувствовала себя очень неудобно. Она бессознательно выпрямилась на стуле, чтобы увеличить расстояние между собой и Джеком. Атмосфера между ними была странной — натянутой, но все-таки очень интимной. Ей и хотелось, и в то же время не хотелось услышать, что скажет Джек. Ей не хотелось слышать его признание об ответственности за смерть сына. Тедди не хотелось даже думать о чем-то настолько ужасном. Чем дольше она разговаривала с Джеком, тем больше ей хотелось относиться к нему с симпатией. Он интриговал ее. Но он вряд ли мог продолжать нравиться ей, если бы начал рассказывать о своем сыне.
— Она рассказывала вам о Томми? — Джек все еще сидел, наклонившись вперед, и пристально глядел на нее.
— Не совсем. — Тедди обеспокоенно встала и прошла через комнату к камину. Ей было очень холодно, хотя была уже середина лета, и хотелось, чтобы служащий развел огонь за решеткой. — Она сказала мне, что ваш сын умер в результате несчастного случая. Мне очень жаль. Должно быть, это было ужасно для вас обоих, — она избегала смотреть на его.
— Я бы хотел рассказать вам об этом, если можно.
Сердце Тедди упало от этих слов, она попыталась остановить Джека.
— Пожалуйста, не считайте, что вы обязаны об этом сказать — это не мое дело. Это, конечно, не имеет отношения к «ФРЖ Барнеков».
— Я думаю, что имеет, — Джек провел руками по волосам. — Когда мы с Кандидой поженились, мы никогда не говорили о том, хотим ли мы иметь детей. Я имею в виду, что мы никогда не обсуждали этого специально. Я думал, что мы оба считаем, что заведем детей при возможности, в подходящее время. Это казалось нормальным, а мы оба были очень нормальными. Затем, когда родился Томми, я в некотором смысле осознал, какая необыкновенная ответственность — иметь ребенка. Это было пугающее осознание.
Тедди содрогнулась. Вот в чем было дело — он собирался рассказать ей, что не хотел, чтобы дети были на первом месте. Боже! Бедная, бедная Кандида!
— Очень пугающее, — повторил Джек странным, пустым голосом. — Кандида, кажется, естественным образом приспособилась к этому. Мне было гораздо труднее — Томми полностью изменил наши жизни, понимаете. Потом, когда он умер, мне не удалось вернуть все в прежнее состояние. Я думал, что мне удастся сделать все таким же, как было до ребенка, но я не сумел. Мы оба изменились — Томми изменил нас. Даже когда его не стало, и все, казалось, должно бы снова стать прежним, все было уже другим. Кажется, я не слишком хорошо это объяснил, да?