Капризы неба
Шрифт:
Глен распечатал «Стереосон» и отнёс его в библиотеку (именно там заседала комиссия) ровно за пять минут до полудня. Он оказался последним участником из пятидесяти прошедших в финал. К вечеру жюри ознакомится со всеми работами и определит победителя. А пока - ожидание.
– Чем займёмся?
– спросил Константин, когда вся компания встретилась в условленное время на условленной палубе. Все, кроме Леонида, но его пока никто не причислял к компании.
– У меня есть предложение, от которого не отказался бы даже ботаник во время сессии - опробовать весь спектр услуг на этом лайнере. По крайней мере, бесплатных.
–
– Ты с нами, индивид?
– поинтересовался Раков персонально у Глена.
Тот усмехнулся, заглядывая через линзы в маленькие глазки Константина. Из-за очков они казались ещё меньше.
– Давно ты меня так не называл. Я присоединюсь к вам позже, у меня ещё есть одно не отредактированное дельце.
– Глен бросил взгляд на вход в палубное кафе.
Раков всё понял, именно такого ответа он и ждал.
– Окей, Казанова, только закончи свои дела к обеду, чтобы было, кому нам его принести.
– Спалил контору!
– Усмаков обнял Карину и потащил её к лестнице.
– Что ты имел в виду?
– спросила Рая у Константина, когда Глен скрылся из их поля зрения за дверьми из матового стекла.
– Глен положил глаз на официантку и хочет её отшлифовать как достойный публикации роман, - объяснения взял на себя Серж.
– Я правильно понял, Кенст?
Ракову оставалось лишь согласиться. Хоть Рая старалась и не подавать вида, что данное обстоятельство её как-то покоробило (а было из-за чего коробить: заинтересовавший её парень не только не присоединился к ним, так ещё пошёл добиваться другую девушку), Костя это заметил, но тоже не подал вида. Он ещё не созрел сам и не подготовил Раю к следующему запланированному шагу в их отношениях - трансформации дружбы в нечто большее. Даже в таких вопросах Костя Раков предпочитал ждать, пока плод окончательно созреет, жутко боясь сорвать его неспелым и кислым - обычно именно такими бывают физиономии близких подруг, которым парни предлагают подобную трансформацию отношений.
Пока множество компаний молодых (и не очень) литераторов (и не совсем литераторов) насыщались благами круизного сервиса, Глен в очередной раз выбрал сервис от бармена Шкурова. Высокий смуглый усач уже запомнил завсегдатая и с нескрываемым любопытством спросил:
– Парень, ты всегда такой настойчивый?
– Ты ещё не видел меня настойчивым. Особенно, когда я проспиртован как надо.
– Думаю, мне не стоит тебе наливать что-то крепче вишнёвого сока.
– Я жду от тебя как раз обратного.
– Хорошо.
– Шкуров всем корпусом навалился на барную стойку и приблизился к Глену.
– Только сначала запишись в список претендентов и ожидай своей очереди.
– Он дьявольски быстро наполнил бокал виски с колой и подвинул его на край.
– А пока можешь выпить, как приглашённый гость-наблюдатель в фанклубе Вероники Барковой.
Выпивка, поданная под щепоткой перца, не всегда приходилась Глену по вкусу, но Шкуров был для него слишком абстрактным явлением, почти как тень незамеченного прохожего на улице, чтобы обращать внимание на его реплики. Он взял бокал и прежде, чем успел опустошить его, заметил за дальним столиком в углу зала фотографа-художника издательства.
– Наслаждаешься штилем?
–
Леонид обречённо вздохнул, одарив усталым взглядом Глена, и продолжил созерцать безмятежную картину за окном.
– А что ещё мне остаётся делать? Жизнь несправедлива и главный вопрос в том, когда именно ты это заметишь.
Глен понимающе кивнул.
– Ты не согласен?
– почти возмущённо спросил Леонид, восприняв кивок за издёвку.
– Я не в том положении, чтобы спорить с тобой, - Глен отпил виски. Он пока сам не понял, что именно имел в виду - их физическую разницу или разницу в степени опьянения в данный момент времени. Скорее всего, и то и другое.
– Да, - продолжил художник, с трудом, но чётко выговаривая слова.
– С этим и я не стану спорить. У тебя есть всё, а у меня лишь работа для пропитания. А всё лишь потому, что я живу сидя, а ты стоя. Вот такая несправедливость у меня. Хотелось бы услышать о твоей.
Глен отпил ещё немного из своего бокала и непомерно долго смаковал этот глоток. Так он выгадал себе немного времени, чтобы придумать подходящую несправедливость.
– Жизнь, похожая на чужой сон, - сначала его самого испугала подобная идея, словно кем-то озвученная через его голос, но постепенно он понял, что идея не так и далека от истины, если копнуть глубже.
В этот раз понимающе кивнул уже Леонид. Впрочем, Глен был уверен, что тот ничего бы не понял даже будучи в трезвом уме.
– Если так, то беру свои слова обратно, - сказал художник.
– Твоя несправедливость солиднее моей.
Наконец, в зале появилась та, ради которой они двое были готовы торчать в этом кафе до утра, а возможно, даже отправиться в кругосветное путешествие, лишь бы не покидать палуб «Эклиптики». У Глена не осталось сомнений насчёт своего собрата по несчастью, когда он заметил его пламенный взгляд, пробивающийся сквозь запотевающие линзы и пелену опьянения.
– А ты чего так смотришь на неё?
– пламенный взгляд собеседника заметил не только Глен. Леонид походил на бульдога, у которого намеревались украсть припасённую в будке кость.
– Я встал в очередь по совету бармена, мне можно, - отшутился Глен.
– Она же не твоя собственность.
– Была бы моей, останься я полноценным человеком.
– Полноценность человека не определяется наличием у него ног.
– Ошибаешься!
– едва ли не закричал Леонид. Но быстро успокоился.
– Ладно, не будем о сложном.
– Он посмотрел, как Вероника приступила к работе, нарочно игнорируя их столик. Она лишь бросила секундный взор, когда вошла, но он оказался искрой, способной разжечь пожар.
– Мы оба ей не интересны. И в этом мы равны.
Глен мысленно проводил Веронику за горизонт своего обозримого будущего. А всё, что оказывается за этим горизонтом, как правило, теряет всякую ценность. Пока его жизненный опыт не ведал случаев, когда бы мимоходные интересы и увлечения как-то сказывались на следовании к намеченной цели оставить собственный след за горизонтом времени. Плывущее по волнам послание в бутылке, чей автор давным-давно стал историей. Но сейчас Глен с каждым вздохом ощущал ядовитый привкус одолевающего его увлечения и ничего не мог с ним поделать. Ни задержать дыхание, ни сбежать в морскую пучину.