Каракумы. 45° в тени
Шрифт:
Безветренно. Нигде ни облачка — ничто в природе не предвещает бури, ничто, кажется, не в силах даже всколыхнуть застывшие песчаные волны.
Опустилась ночь.
На кухне Аман бросал в электромясорубку куски мяса, одновременно шинковал лук и слушал патриарха французской эстрады — Шарля Азнавура. Слушал и подпевал. И слегка пританцовывал.
— Красиво поет, — сказал вошедший Оразгельды.
Аман согласно кивнул.
— Кто он?
— Не знаешь? Азнавур. Это надо знать. Раньше, между прочим,
— Как я?
— Нет. Ты раньше пастухом был.
— Правильно. — Оразгельды приглаживал волосы, никак не решаясь сказать о цели своего визита. — Как у тебя, Аман, насчет воды? — вымолвил он наконец.
— Жесткий лимит. Ты разве не слышал?
— Слышал.
— Тогда зачем спрашивать?
— Мне очень нужно.
— А кому не нужно?
— Аман, я ведь не просто так, — промямлил Оразгельды. — Я заплачу, сколько скажешь.
Аман воткнул нож в доску, на которой уже выросла горка резаного лука, и, упершись кулаками в бока, внимательно посмотрел на Оразгельды.
— Я похож на вора?
— Нет, — стушевался Оразгельды.
— Я сидел в тюрьме за то, что побил одного подлеца. Силу не рассчитал. Но я не брал никогда чужого. Это знают все. Если бы не знали, что Аман честный человек, мне бы никто путевку не обещал во Францию. А мне сказали: поедешь. Потому что никто обо мне плохого слова не скажет. В тюрьме я оказался из-за подлеца.
Мясорубка работала вхолостую.
— Не обижайся на меня, Аман, — попросил Оразгельды. — Ладно, пошел я.
— Постой.
Аман подошел к холодильнику, достал из него две бутылки минеральной воды.
— Возьми. Эта вода — моя собственная, я платил за нее. И дарю тебе.
Азнавур продолжал свою песню.
— Спасибо. — Оразгельды вышел.
Повар подбросил в мясорубку мяса и продолжал шинковать лук.
ЗИЛ все дальше уходил от поселка строителей. Пустыня на многие километры освещалась сгоравшим газом.
Оразгельды достал из кармана пачку печенья, надорвал бумагу, стал есть.
Подул ветер, сухие песчинки зацарапали борт и кабину грузовика. Машина медленно продвигалась вперед, фарами ощупывая все вокруг. Ветер крепчал, он уже зло хлестал по стеклам, окатывал грузовик песчаными волнами, кабину сотрясало от этих ударов. Все чаще приходилось останавливаться и ждать, когда новым мощным порывом ветра вновь приоткроет на время пространство…
Наконец в свете фар возникла фигура старого чабана. Вместе с овцами, ишаком и Акбаем Довлет-ага укрылся от ветра за кибиткой. Подъехав вплотную, шофер выскочил из машины.
— Откуда ты взялся? — удивился Довлет-ага.
Оразгельды не ответил. Он молча осмотрел изрядно поредевшую отару, потом спросил:
— Где остальные овцы?
— В пустыне. Где же еще им быть? — сказал чабан, сплевывая набившийся в рот песок.
— Я поищу их.
— Вместе поищем.
Они уселись в кабину. Оразгельды развернул машину и пошел кружить по пескам.
Надсадно
Не сумев преодолеть высокий голый бархан, Оразгельды сдал назад и повел грузовик наискось.
И вот в темноте, точно звезды на черном каракумском небе, засветились в лучах фар десятки овечьих глаз. Не выключая мотор, Оразгельды выпрыгнул из машины и стал забрасывать овец в кузов. Старый чабан тоже попытался поднять овцу, но не смог донести до кузова — упал. Оразгельды помог ему встать.
— Идите в кабину, я один все сделаю, — прокричал он, стараясь перекрыть свист и завывание ветра.
Вытирая слезящиеся глаза, старик через ветровые стекла следил, как Оразгельды торопливо переправляет испуганных овец в кузов грузовика.
…И снова, петляя между барханами, Оразгельды колесил по пескам… Стоп! Впереди, истекая кровью, лежала овца.
Оразгельды, а за ним и Довлет-ага выскочили из кабины. Овца, задыхаясь, билась в судорогах.
— Беда, сынок, волки, — сказал Довлет-ага.
— Вот следы, — заметил Оразгельды.
Они быстро вернулись в машину и поехали по следам, быстро заносимым песком. Вот еще одна растерзанная овца, еще и еще…
— Вот они! — крикнул Оразгельды.
В свете фар показались волки, угонявшие часть отары.
— Быстрее, сынок, быстрее!
Волки, почуяв погоню, бросились в разные стороны.
Подъехав к овцам, Оразгельды стал грузить их в кузов.
Светало.
На строительной площадке ветер срывал
щиты и рогожи, которыми были прикрыты траншеи, поднимал в воздух и уносил прочь. Один щит, кувыркаясь, подкатил к соленому озеру, полыхавшему сплошным костром, вспыхнул и, рассыпая искры, понесся по пустыне дальше…
— Скажи, ты очень сердишься на меня? — спросила Вера.
— Очень, — сказал Юсуп. — Я даже не могу объяснить тебе, как я зол. Но больше мы никогда не будем вспоминать об этом.
Они разговаривали в вагончике, сидя на койках друг против друга. В невидимые оконные щели надувало пыль.
— Мне будет легче, если мы уедем отсюда, — сказала Вера. — Работы в песках полно.
— Мы не можем уехать, это будет похоже на бегство сусликов. И так уже мало кто верит, что месторождение удастся спасти.
— А ты веришь?
— Верю, — твердо сказал Юсуп.
— Что это? — испуганно спросила Вера, взглянула в окно.
Горящий щит приближался к складу горюче-смазочных материалов и гаражу, куда на время песчаной бури согнали- всю технику: тракторы, бульдозеры, трубоукладчики, грузовики, пожарные машины…
— Зови ребят! — крикнул Юсуп и выбежал из вагончика.
Щит был большой — в два человеческих роста. Изловчившись, Юсуп схватил его с той стороны, где не было еще огня, и тут их вместе мощным порывом ветра подняло в воздух. Юсуп отпустил руки, а щит, хлопнувшись о землю, вновь был подхвачен ветром…