Кардинал в серой шинели
Шрифт:
— А от меня-то ему что надо?
— Не знаю. Только он утром приехал и попросил встречи с солдатами, которые обороняли блокпост. Товарища твоего в Кабул отправили, вот ты один только и остался.
— Так и как же я с ним говорить-то буду?
— Он по-русски говорит неплохо, научился. Так что ты с ним повежливее будь. Сам понимаешь… Восток… здесь слово многое значит…
Вместе с капитаном мы выходим из палатки и подходим к воротам. Здесь, неподалеку от шлагбаума, стоит капитанский «уазик»
Особист демонстративно со мною прощается и запрыгивает в свою машину. Ага, как же! Так он и уедет! Подождет, пока визитер отчалит, да назад и возвернется. Знаем мы такие штучки…
От машины ко мне быстрым шагом идет моложавый черноволосый парень. Борода его аккуратно подстрижена, и одежда сидит ладно. На боку кобура непривычных очертаний. Ого, АПСБ! Суперкруть по здешним меркам. Стоящий у въезда часовой только искоса посмотрел в его сторону. Понятно, особист уже растолковал ему, что к чему.
— Ты Ершов? — спрашивает меня парень.
— Ну, я.
— Пайшанбе, — протягивает он мне руку. — Давай знакомиться! Фамилию мою тебе капитан сказал?
— Александр, — пожимая его руку, говорю я. — Да, капитан мне про тебя рассказывал. А что за имя такое странное — Пайшанбе?
— Четверг! — смеется он, запрокидывая назад голову.
— О как! А вот Душанбе, это…
— Понедельник. В эти дни там торг большой был, вот это место так и назвали.
— Так ты из таджиков будешь?
— Нет! — отрицательно качает он головой. — Мы памирцы — не слышал?
— Не приходилось… — осторожно отвечаю я. — А что, должен был?
— Нас мало, — грустно отвечает Пайшанбе. — И живем мы высоко в горах. Когда Македонский прошел в этих местах, он построил тут крепости. А в них оставил свои гарнизоны. Вот его солдаты и стали брать себе местных женщин. Так и вышло, что мы все — его потомки. У вас, в СССР, нас не признают, говорят — вы все таджики! Да и местная власть тоже… смотрела косо. Зато теперь! У меня самый большой отряд в здешних краях — четыреста человек!
Нехило! Понятно, отчего басмачи обходят эти кишлаки стороной.
— Слушай, а я-то тебе зачем нужен?
— С тобой хочет поговорить дедушка Рахмон.
— Э-э-э… но…
— Капитан сказал, что врач тебя отпустит. Я отвезу тебя в кишлак и завтра вечером привезу назад.
— Хорошо. Но мне надо спросить у главврача разрешение.
— Давай! Я здесь подожду. Только не очень задерживайся, нам долго ехать.
Как и следовало ожидать, врач не возражал. Странно! Обычно, для того чтобы хоть на пару часов куда-то отлучиться, надо было нехило напрячь все извилины и найти массу серьезных причин. Да… сильная штука — особый отдел! Главврач даже выдал мне командировочное предписание, в котором была указана цель поездки — «сопровождение специального груза». Это что же, я сам себя сопровождать должен?
Прихватив автомат и надев на ремень подсумки, выхожу к воротам.
Пайшанбе уже стоит у распахнутой
Из кабины грузовика я вижу дорогу впервые. И это — совсем другое зрелище!
Блокпост наш остался далеко, госпиталь располагался между ним и целью нашей поездки. Так что посмотреть на него у меня не вышло.
Ехали долго. Два раза останавливались, и водители доливали воду в радиаторы. Воспользовавшись одной из таких остановок, мы устроили перекус. Ребята Мардонаева выложили на расстеленную плащ-палатку сыр, лепешки и бурдючок с кислым молочным напитком. Добавили пучки какой-то зелени и специально для меня поставили открытую банку тушенки. Всего парней Мардонаева было около десятка. Неплохо вооруженных, кстати говоря! У них было два «ПК», автоматы и даже «СВД». Да и в кузовах наверняка что-то еще лежало.
После перекуса мы снова закружили по серпантину.
Дед Рахмон даже на первый взгляд выглядел не просто дедом — а патриархом! Весь белый, в смысле — седой. Он неподвижно сидел внутри дома, куда Пайшанбе меня привел. Света здесь мало, только на приступке стоит керосиновая лампа.
— Здравствуйте! — вежливо наклоняю я голову. Черт его знает, как тут с такими дедами здороваться надо? Руку протягивать? А вдруг — это по местным обычаям не положено?
Он медленно приоткрывает глаза, и в неярком свете лампы заметно, что они смотрят совсем не по-стариковски.
— Здравствуй, шурави! — говорит он. — Садись!
И сухая старческая рука указывает мне на место, куда я должен сесть.
— Дедушка не очень хорошо говорит по-русски, — шепчет мне на ухо Пайшанбе. — Поэтому я буду ему помогать.
Рахмон некоторое время молчит.
— Ты храбро сражался, воин. Сколько вас было на посту?
— Двадцать человек. Но бой приняли только четверо, причем один из них был ранен. Остальных убили сразу.
Мардонаев наклоняется к уху деда и что-то ему тихо говорит. Переводит?
— Душманы хотели взорвать дорогу? — спрашивает у меня Пайшанбе. — Кто им помешал?
— Мы. С Ваней вместе.
После перевода дед отрицательно качает головой.
— А точнее? — спрашивает Мардонаев.
— Ну… я бросился на них. Двоих уложил прикладом, третьего сбил с ног. Его потом Ванька добил. Четвертому врезал и стал с пятым драться. Тут и товарищ мой подоспел, помог.
— Ты не стрелял?
— Нет, мог по своему товарищу попасть.
— Почему ты не взорвал дорогу? Ведь тогда никто бы не сумел подойти к вам, и вы бы спокойно дождались своих.