Кардинал в серой шинели

Конторович Александр Сергеевич

Заслышав впереди возню, поворачиваюсь туда.

Монахи, подбадривая друг друга возгласами, деловито пеленают наблюдателя. В рот ему уже загнали деревянный кляп, а руки стянули за спиной. Эк они! За что ж так сурово-то?

Поднимаю с пола фонарь и прохожу вперед.

Вот и мечи отыскались…

Стена наблюдательной башни разворочена, под ногами валяются обломки кирпичей.

И что это тут у нас?

В глубине открывшейся ниши лежит большой темно-красный камень. Протянув к нему руку, ощущаю слабый толчок. Не в руку, а сбоку — там где висит

Рунный клинок. Остановившись, вытаскиваю его из ножен и протягиваю вперед. Камня, правда, не касаюсь. Черт его знает, как среагирует тот на прикосновение моего оружия? Явно ведь это не простой булыжник, иначе зачем было его так прятать?

Но никакой реакции ни камня, ни клинка не видно. Они не взаимодействуют друг с другом. Во всяком случае, внешне.

Позади меня кашляет брат Рон.

— Милорд! Я бы на вашем месте этого не делал!

— Не волнуйтесь, я не собираюсь проверять крепость этого камешка, — убирая клинок в ножны, отвечаю ему. — Просто клинок ощутимо толкнул меня в бок, стоило только мне протянуть руку к камню. Обычно он меня таким образом о чем-то предупреждает. Поэтому лучше воздержусь и от того, чтобы прикасаться к камню вообще. Чем угодно. Ведь, кстати говоря, горцы тоже его не трогали! Посмотрите — он весь покрыт пылью! И следов на нем нет.

— И это — правильно, милорд!

— А за что вы так этого наблюдателя дербалызнули? Он же спиной стоял, можно было бы его скрутить и без таких кардинальных мер воздействия.

— Дерба… что?

— Ну, по башке ему дали!

— Это колдун, милорд! Вы что, не почувствовали, как нагрелось кольцо?

— Блин! Да я его вообще не надел! Забыл как-то… вы уж извините меня, брат Рон! И на старуху бывает проруха!

— Что ж вы так, милорд?

— Да… сам хорош! Неуклюжее сексуально-скобяное изделие — вот кто я такой!

Монах удивленно выкатывает глаза.

— Изделие?..

— Ж…а с ручкой — вот кто ваш лорд! Других учить, да мордой тыкать — всегда готов! А как самому свои же рекомендации выполнять — только руками разводить могу!

Брат Рон усмехается.

— Ну, у вас кое-что другое имеется. То, чего ни у кого из нас нет и быть не может.

— Да не успокаивайте меня! Сам понимаю, что лопух! А ведь клинок ничего мне не подсказал!

— Видимо, милорд, дело в том, что он реагирует только тогда, когда вам грозит опасность.

— А колдун этот, стало быть, мне не угрожал?

— Серые невосприимчивы к враждебной магии. Им нельзя нанести вред колдовским способом. Вот ваше оружие никак и не реагирует. Вам-то лично ничего не грозило!

— Нет, брат Рон! Угроза другу — угроза тебе самому! Пока он жив — и ты стоишь на ногах. Выжить вы можете только сообща. Помоги ему — и он поможет тебе. Его жизнь и твоя связаны неразрывно.

Монах уважительно прицокивает языком:

— Золотые слова, милорд! Я запомню! И передам другим. Это ваши мысли?

— Да где там! — безнадежно машу рукой. — В прошлой жизни приходилось мне встречаться с такими непростыми ребятишками… да… от них и услышал.

— Что ж это

за люди такие были? Судя по словам — очень и очень… интересные!

— Да я и сам толком не знаю, брат Рон… Уж очень вокруг них секретов всяких понавертели. Знаю только, что тренировки у них были… жуткие. Свяжут двоих парней веревкой — да вверх на скалу. А скала крутая и повыше этой башенки… раза в два-три. Так что шансов выжить после падения нет.

— Но ведь у них веревка есть? Можно же как-то друг другу помогать?

— Угу. Три метра длиной. Подтянуть товарища, поддержать — вполне достаточно. А вот в случае срыва со скалы не то что удержать — крикнуть некогда! Так вдвоем и полетишь…

Монах явно потрясен.

— Зачем же так, милорд? Ведь они же оба погибнут!

— Или оба дойдут до конца. Зато потом… будут чувствовать товарища, как самого себя! Всю жизнь. Любого, кто идет рядом с тобой. Во всяком случае, у этих ребят так и было.

— Ничего себе… — ошарашенно покачивает головою спецмонах. — И с какого же возраста их так… готовили?

— Не знаю точно. Говорят — с двенадцати-тринадцати лет. Тот, кто мне об этом рассказал, учился так именно с тринадцати лет.

— Должно быть, милорд, у вас была очень воинственная страна.

— Нет, брат Рон! Просто враги наши были… тоже далеко не белыми и пушистыми, как маленькие котята, и не отличались показным миролюбием и кротостью.

Снизу принесли доски, и монахи, не доверяя это дело никому, сноровисто воздвигли ограду вокруг пролома в стене наблюдательной башенки. Накрыли доски сверху тяжелой плотной тканью. Подобрали и унесли вниз погнутые и исковерканные мечи горцев. Вот чем они стену-то курочили!

Оставляем наверху парный пост — монаха и солдата.

По выходе во двор нас разыскал барон.

— Чем порадуете, Лэн? Что там с остальными горцами? Сдались?

— Некому было сдаваться, милорд! Их опоили чем-то… они совсем потеряли разум. Бросились с мечами на пехотинцев с арбалетами.

— Понятно… никто не промазал.

— Нет, милорд! Стреляли по ногам! Почти все попали точно, но это их не образумило. Трое из них закололи себя сами, прочие…

— Добро, Лэн! Помер Максим — и хрен с ним! По крайней мере, нам достались неопоенные. Вот с ними и поговорим… Но это — уже утром! Простите меня, барон, но спать хочу — просто сил никаких нет! Да, к слову сказать, монахи и без меня все сделают в лучшем виде! Один-то из пленников — колдун!

Даже в неярком свете факелов было видно, как он побледнел.

— Вы серьезно, милорд?

— Да какие уж тут шутки… А что вы так напрягались-то?

— Горные колдуны, милорд, — это особая статья! Их у нас почти никто не видел уже очень-очень давно! Думали — уж и не осталось никого. Ан нет — вылезли! Это… это жуткие люди, милорд! Они никому не служат, так что я и представить не могу, что же могло заставить такого колдуна играть подобную роль!

— Вот пускай с ним оба епископа и потолкуют… авось, собеседник будет интересным.