Карьера Никодима Дызмы
Шрифт:
— А ну их в болото! — угрюмо буркнул Дызма.
— Ну и вид у вас! — удивился Кшепицкий. — Не знал, что вы любите такие штучки.
— Черта с два люблю!
— Значит, это ради умерщвления плоти?
— Отстаньте, черт побери! — разозлился Дызма. — Лучше бы помогли.
— Почему вы делаете все сами? Где же Игнатий?
Дызма сопел, не отвечая. Наконец с ругательствами повалился на диван.
Кшепицкий закурил.
— Я сейчас от Рейха.
— Ну?
— Куник наконец размяк. Ночь в холодной, темной камере сделала свое.
— Ну и что?
— Ясно, что Рейх слишком умен, чтобы пойти на это. Он пообещал только, что документы будут храниться лично у него, а не в архивах уголовного розыска.
— Ну и что, согласился тот наконец?
— Попросил еще день на размышление. Не бойтесь. Согласится.
Кшепицкий встал, стряхнул с папиросы пепел, добавил:
— А вы, со своей стороны, должны сообщить Нине, что муж будет освобожден и добровольно выедет за границу. Гм… Можете даже ей написать, что он берет с собой половину всего состояния в наличных деньгах и в ценных бумагах. Это удовлетворит ее, так сказать, любопытство.
— Да, не мешает немного пыль в глаза пустить, — заметил после раздумья Дызма. — Только, я думаю, писать не стоит. Письмо может попасть кому-либо в руки или…
Вдруг он вспомнил о Терковском и содрогнулся снова. Нет, нет… Он не станет думать об этом. Будь что будет. Главное — не думать… Только бы не теперь… Коборово… Уехать.
Руки, ноги отказались повиноваться. Лицо перекосилось от боли.
— Только не сегодня, — вот и все, что он сумел выдавить из себя.
Действительно, Дызма был обессилен. Целый день, не двигаясь, пролежал он на диване. Не подходил даже к телефону, который время от времени трезвонил.
Мысли его вращались вокруг того, как безопасней выйти из ложи Троесветной Звезды. После второй, не менее пугающей и изнурительной оргии он окончательно определил свое отношение к роли Великого Тринадцатого.
Благодаря ложе он завязал интимные знакомства с дамами высшего круга; для него открыты двери их домов. Если ему удастся теперь как-нибудь покинуть орден Троесветной Звезды, от этого нисколько не пострадают приобретенные уже связи.
Но как выпутаться? Проще всего спросить совета у Кшепицкого, который всегда найдет выход из любого положения. Но Дызма не решался. Он еще помнил, что смерть грозит всякому, кто разгласит тайны ложи.
После длительных размышлений Дызма решил: не лучше ли сказать этим ошалелым бабам, что сегодня ночью ему явился дьявол и запретил впредь быть этим самым Тринадцатым? Я ему, дескать, не по вкусу, и заявил, что не появится до тех пор, пока в обряде буду участвовать я… Дызма завтра же отправится к графине Конецпольской и скажет ей об этом.
Пусть помучается с ними кто-нибудь другой.
Никодим улыбнулся. Ему вспомнился Вареда.
— Всучу
Игнатий подал ужин и принес вечерние газеты. Дызма с досадой отложил газеты в сторону и принялся за ужин. Зазвонил телефон.
Это был Вареда. Он спросил у Никодима:
— Ну читал?
— Что?
— Как «что»? Прикидываешься простачком! Будто не знаешь!
— Да говори же!
— Об отъезде Терковского?
Дызма так и сел.
— Что… что… что?
— Что он получил новое назначение, сегодня вечером уезжает в Пекин в качестве посла. Ты не читал вечерних газет?
Он говорил еще о чем-то, но Никодим уже не слышал. Бросив трубку, он ринулся в столовую. Развернул газеты.
Действительно, всюду сообщалось, что в связи с правительственной стабилизацией в Китае начальник кабинета премьер-министра, помощник статс-секретаря Ян Терковский назначается послом и полномочным министром при китайском правительстве и сегодня отбывает в Пекин.
Дызма бросил газеты. Сердце стучало в груди, точно молоток.
Он вскочил и заорал:
— Ура! Ура! Ура!
Прибежал изумленный Игнатий и стал у двери.
— Вы звали меня?
— Игнатий! Водки! Это дело надо спрыснуть!
Слуга принес графин и налил рюмку.
— Наливай другую! — крикнул Дызма. — Да сгинут сукины дети!
Дызма выпил одну, другую, третью, четвертую…
Наконец сел.
— Знаешь что, Игнатий?
— Слушаю.
— Кто становится мне поперек дороги, мне, Никодиму Дызме, тому несдобровать. Понимаешь?
Дызма выпил еще и заглянул через открытую дверь в неосвещенный кабинет: из темноты глядели на него фосфорические круглые глаза. Никодим сплюнул и перекрестился.
— Выпьем, Игнатий!
Было уже далеко за полночь, когда, ложась в постель, он сказал лакею:
— Знаешь, Игнатий, эти бабы могут весь мир перевернуть вверх тормашками, с ними заодно нечистая сила…
— Что верно, то верно, — подтвердил Игнатий.
ГЛАВА 16
Во вторник Никодим с Кшепицким посетили адвоката Лицунского, специалиста по бракоразводным процессам, а в среду побывали в последний раз у старшего комиссара Рейха, которому вручили сто тысяч злотых.
В четверг с главного вокзала отходили в противоположных направлениях два поезда. В одном сидел скрюченный, дрожащий старичок. В другом, напутствуемый веселыми пожеланиями друзей, ехал председатель правления государственного хлебного банка.
Строго говоря, старик находился не в одиночестве. Напротив него в купе сидел плечистый господин с красным лицом; правую руку он засунул в карман пальто, в данном случае это было скорее вызвано профессиональной привычкой, чем необходимостью.
Поезд Варшава — Берлин отошел первым. Примерно минут через десять тронулся другой: в направлении Белосток — Гродно.