Карьера Никодима Дызмы
Шрифт:
Последним со ступеньки вагона соскочил Кшепицкий. Он сделал своему начальнику краткий отчет о беседе, которую вел в уголовном розыске с Куницким. Он сообщил, что Куницкий не стал чинить препятствий, что он сломлен и покорился судьбе. Дал даже кое-какие разъяснения насчет коборовских дел, чем значительно облегчил задачу новому управляющему, которым, по воле Никодима Дызмы, стал не кто иной, как все тот же Кшепицкий.
Дызма был доволен.
Уютно устроившись в пустом купе, он принялся размышлять о роли жениха, которую ему
Вне всяких сомнений, надо теперь отказаться от банка. Для чего теперь ему банк? Колоссальные доходы Коборова, сулившие удобную и спокойную жизнь, возможность жить без постоянного напряжения, без вечной боязни, что ляпнешь что-нибудь несуразное, — все говорило за уход из банка.
Конечно, Никодиму было ясно, что самому ему с Коборовом не справиться.
К счастью, с ним был Кшепицкий, мастер на все руки. Дызма ни одной минуты не сомневался, что в денежных делах нельзя чрезмерно полагаться на секретаря, но, с другой стороны, сомнительно, чтобы тот стал рисковать на таком доходном месте.
За окнами вагона тянулась обширная, покрытая глубоким снегом равнина.
Вспомнился Терковский. Дызма до боли стиснул зубы. Было ясно, что избавлением от Терковского он обязан дамам из ложи. Какими методами они действовали, какие силы были в их распоряжении, этого он не знал, да и не хотел знать. Боялся он теперь их больше, чем вначале, когда его смущало их общение с нечистой силой. Живые опаснее духов. Поэтому Дызма не изменил своего решения поскорее распроститься с ложей, Разумеется, он будет и впредь поддерживать близкие отношения с этими дамами, но лучше посадить на свое место Вареду.
Дызме стало весело, когда он вспомнил озадаченные лица Ляли и Стеллы, узнавших «волю сатаны». Достанется полковнику на орехи…
Слева и справа от поезда высился лес.
Наступил вечер, туманный зимний вечер. Под колесами загромыхали коборовские стрелки. На перроне были только железнодорожник и Нина. Она увидела Дызму в окне, лицо ее осветилось улыбкой.
Здороваясь, она протянула к нему руки, Никодим поставил чемодан в снег.
«Наконец-то, наконец-то!..»
Пройдя через безлюдный вокзал, они сели в автомобиль.
Мотор пробудился от вздрагиваний стартера, колеса заскользили по снегу, машина тронулась…
— Скажи… скажи… Он… он… сразу согласился?
В голосе Нины звучало беспокойство.
Дызма рассмеялся.
— Пришлось.
— Что значит «пришлось»? — боязливо осведомилась Нина.
— Ниночка, — вразумлял ее Никодим, — ты же сама говорила — любовь все побеждает.
Когда проезжали мимо лесопильного завода, там вспыхнули фонари. Несколько человек у дороги сняли шапки.
— Ну и что… что он теперь будет делать?
— Это нас не касается, — пожал плечами Никодим. — Забрал все, что было в банках. Было почти столько, сколько стоит Коборово. С голода не умрет.
— Уехал за границу?
— Да.
— И не вернется?
— Об этом не
Нина задумалась.
— Ты сказал, Нико, что ему пришлось на все согласиться. Не было ли на это каких-нибудь… ну… особых причин?
— Что тебе об этом беспокоиться, Ниночка? Дело улажено — и конец. Что тебе до этого?
— Ведь он был моим мужем…
— А я тебе говорю, что не был.
Она удивилась.
— Как так не был?
Дызма объяснил, как умел, запутанную процедуру аннулирования брака и повторил аргументы адвоката.
— Через два месяца, если не произойдет осложнений, сделаешься панной Понимирской, а через три, если у тебя не прошло желание, станешь моей женой.
Нина молчала.
Это обеспокоило Дызму. Может быть, раздумает?.. Может быть, почувствовав себя свободной, не захочет связываться с ним?
— Отчего ты молчишь, Ниночка, дорогая? — спросил ее Никодим со всей нежностью, на какую только был способен.
— Ах, ничего, ничего, — очнулась Нина. — Я думаю об этой истории. Не надо об этом думать, правда?.. Минуло, прошло… Видно, так суждено…
Она прижалась к нему.
— Такова жизнь, — сказал он с убеждением.
— Я боюсь жизни. Она страшна.
— А я не боюсь.
— Я знаю. Это потому, что ты сильный, очень сильный…
Все окна коборовского дома были ярко освещены. Нина объяснила, что в последнее время велела устраивать такую иллюминацию — боялась темноты.
В вестибюле собрались все слуги. Точно еще известно не было, но, по отрывочным рассказам шофера, вернувшегося из Варшавы без хозяина, они сделали свои выводы, которые только подтверждал небывалый случай поездки хозяйки на станцию. Слуги чувствовали: что-то происходит… Нина называла это интуицией, Никодим — нюхом.
На лице горничной, которой он велел приготовить себе постель в спальне Куницкого, Никодим не заметил и тени удивления.
Нина сетовала, что будет опять одна, когда Дызма уедет в Варшаву.
— Поезжай и ты, Ниночка. Я заберу тебя с собой.
— Если б это было возможно!.. — с грустной улыбкой ответила Нина.
— Почему бы нет?
— Неудобно. Разве ты не понимаешь? Это вызовет скандал!
— Ну и что же, — пожал плечами Никодим, — велика важность! Ведь мы обвенчаемся. Наконец ты можешь жить и в гостинице, а видеться будем ежедневно. Нина захлопала в ладоши.
— Эврика! Эврика! Тетя Пшеленская! Поселюсь у тети!
— Вот видишь.
— Мне не хочется, чтоб мое пребывание в Варшаве затянулось. Не люблю города. Лучше всего чувствую себя в Коборове. Правда, Ник, мы будем постоянно жить в Коборове?
— Само собой разумеется. Хватит с меня этой Варшавы. Сыт по горло.
— Какой ты добрый! Пойдем, я сыграю тебе то, что играла всегда, когда думала о тебе.
Пошли в малую гостиную. Нина открыла пианино.
— А ты не играешь?
— Только на мандолине. Она рассмеялась.