Карл Витте, или История его воспитания и образования

Витте Карл

ОН. Этого вопроса я и ждал! И говорю, что это принесет вред, ибо скоро у нас не останется людей для физического труда. Не станет рук, чтобы производить всё необходимое для поддержания человеческой жизни. И таким образом мы останемся голодными, жаждущими и замерзающими, ибо низшие классы станут слишком образованными, слишком рафинированными, слишком изнеженными и слишком облагороженными, чтобы копаться в земле.

Я. Спокойней, мой друг! Всегда будет множество тех, которые просто захотят остаться рабочими пчелами. Я уверен в этом благодаря наличию огромного разброса врожденных задатков, который останется неизменным до конца мира. А также благодаря негармоничности человеческой расы, её врожденной склонности к лени, её тенденции к тому, что проще всего, а ещё – благодаря

нашей всеобщей любви к двигательной активности на природе. Охота и рыболовство, не важно, на какой низкой шкале труда они стоят и будут стоять, всегда исполняются не только с любовью, но и со страстью, даже сейчас и даже людьми самых высших классов. Не боюсь я и за валку леса и копку земли – за два занятия, которыми занимаются и самые образованные люди, чтобы спастись от ипохондрии. Сюда относятся и косьба, и молотьба, и пахота. Всегда будут находиться люди, которым нравится этим заниматься. Я боюсь скорее того, что с развитием образования у нас будет слишком много незанятых рук, безработных.

ОН. Какой вы странный! Мне казалось, что это никак не следует из того, что вы только что говорили.

Я. Не впрямую, а опосредованно. Мы знаем, что и сейчас есть страны, в которых слишком много безработных, поскольку развитая культура заставляет работать пар, огонь и воду.

ОН. Так вы об Англии!

Я. Именно. И ещё о многих местах. Только вчера я был на фабрике, где крошечная паровая машина выполняет работу трёх или четырёх сотен рабочих и делает это куда лучше них. А теперь там ставится ещё одна побольше, которая оставит без работы ещё тысячу человек. И кто знает, может быть, через сто пятьдесят лет мы будем делать всё и даже путешествовать только силами механики.

ОН. Вы даёте мне в руки оружие своими словами, поскольку я справедливо спрошу вас: и чем же мы займем эти тысячи рук, миллионы, ибо наука развивается, жизнь улучшается, и человеческая раса увеличивается постоянно? Вот хотя бы прививка от оспы спасает тысячи и тысячи, которые раньше умирали.

Я. Мой дорогой друг, это уж забота не ваша, а Господа. Ежели он дает нам возможность и желание развиваться всё выше и выше, то делать это – наша обязанность. Сто лет назад люди решили, что невозможно быть счастливыми при тех обстоятельствах, в которых они жили и изменили свою жизнь, так что нам нечего без толку волноваться о том, что может случиться в следующие 150 лет. Но мы станем поступать неразумно и безбожно, и во вред себе, если будем отказываться от того, что лучше или не будем помогать наступлению лучшего только из-за того, что своим коротким умом якобы видим впереди какие-то трудности. Мой друг, пройдет ещё немало времени, прежде чем все страны Европы будут, фигурально выражаясь, вспаханы и засеяны, и ещё больше времени это займет у стран Азии, Африки и Америки. На данный момент люди по своей лени, предубеждениям и глупой любви к насиженному месту, где они родились, не хотят перебираться в другие страны. Но со временем Просвещение вынудит их обратить внимание на отдаленные районы мира, и вся земля станет цветущим садом божьим, где повсюду будут видимы плоды человеческого труда, не важно – умственного или физического.

Масса уроженцев Франции сейчас живет в Америке, и туда их двинул не случай – в этом я уверен – а сама судьба. Кто знает, как отразится эта эмиграция через несколько сотен лет? Разве не сделал Ришелье доброго дела на Чёрном море – как для России, так и для всего человечества? Два года назад в Россию переселилось большое количество швейцарцев – и они будут жить гораздо более комфортно там, чем здесь, не говоря уже о том, что принесут новой родине огромную пользу.

ОН. Но когда в один прекрасный день земля будет переполнена людьми, что станет тогда?

Я. А уж вот это, мой дорогой друг, есть одна из тайн или загадок Господних, которые он хранит для себя, равно как и соотношение женского и мужского полов. Не с нашим нынешним уровнем образования судить об этом.

Глава 7. Хотел ли я сделать из сына юного учёного

Я не хотел воспитать из него не

только юного, но и вообще учёного.

Это утверждение абсолютно правдиво, хотя я не удивлюсь, если многим оно покажется странным, если и вообще правдоподобным.

Но позвольте мне рассказать, что я хотел из него сделать, – и тогда станет понятным, каким я не хотел его видеть.

Я хотел воспитать его человеком в самом высшем смысле этого слова. И я делал для этого всё, что было возможно при моих обстоятельствах и средствах. Но в первую очередь я хотел, чтобы он вырос здоровым, сильным, активным и счастливым юношей – и в этом, как уже видно, я преуспел.

Он должен был начать свою зрелость прекрасно подготовленным, должен был развить свои телесные силы по максимуму гармонично, равно как и силы умственные. Я совершенно не хотел воспитывать его специалистом в греческом, или латыни, или математике. Именно поэтому я тут же вмешивался, когда замечал, что какая-то дисциплина или язык начинают сильно интересовать его.

Точно также я поступал и тогда, когда замечал, что какие-то чувства развиваются в нем в ущерб другим.

При помощи жены, я обращал внимание на такие вещи, которые, увы, чаще всего остаются в забвении – такие, как здравый смысл, сила воображения и деликатность чувств. Любое разумное существо, учтя сказанное мной выше, само поймет, что мы, родители, главное внимание уделяли воспитанию юного сердца. И мы вдвоем с самого его младенчества регулировали его склонности и антипатии в соответствии с законами внешней и внутренней морали, вследствие чего некоторые из этих склонностей и антипатий были подавлены, а некоторые наоборот взлелеяны.

Это скорее напоминало воспитание нынешних детей, чем тогдашних, из которых выросли нынешние учёные. Увы, в большинстве случаев – я не говорю про исключения – они слабы, вялы, более мертвы, как в жизни, так и в обществе, а в последнем ещё и застенчивы и трусливы. С внутренней стороны интересы их простираются едва ли дальше ближайших книг, а с внешней – не шире узкой их специальности. Отсюда сухие и пустые разговоры с любым, кто далек от их темы и недальновидные суждения о текущих событиях, которые делают их смешными и неприятными в любом изысканном и образованном обществе, в любой стране, неприятными настолько, что появились даже пословицы, вроде: «Он педантичен и неуклюж, как учёный» или «За версту видать, что это учёный!» А отсюда – сколько смешных историй про незадачливых и недалеких учёных, которыми я мог бы исписать целый том! И любой молодой человек, считающийся остроумным в обществе или как-то выдающимся, благодаря своим утончённым чувствам, постоянным занятиям, благородному сердцу, прекрасно владеющий языком, изысканно говорящий и пишущий, сразу попадает под подозрение у подобных учёных. Я сам не раз слышал от них суждения, вроде: Этак ничему нельзя научиться! Это что за учение – писать стишки и блистать ими в обществе!

С другой стороны их длинные занудные диссертации с бесконечными периодами, в которых то и дело цитируются классики; или их фразы: он далеко пойдет, ибо вырос на великих примерах древних!

Славные древние! Как саркастически они посмеялись бы, услышав речи этой моли, этих книжных червей, посмевших сравнить себя с ними, с теми, чья жизнь проходила в постоянном движении, в поступках во благо родины или родного города, в живых беседах на площадях или у городских ворот!

Вспомните, что древние всегда были увлечены вопросами возвышения или падения своего государства, в то время как нынешние так называемые учёные едва ли знают о его существовании!

Вы с трудом поверите, что один из этих высоколобых знатоков смел заявить своим студентам, что латинский и греческий – это единственное, что нужно выучить умному человеку, а все так называемые науки и современные языки суть ни что иное как детские игрушки, которые шутя можно выучить за пятичасовым чаем.

И, наконец, я прошу вспомнить и те не на пустом месте появившиеся классические выражения, типа «учёная зависть», «учёное зазнайство», «университетские интриги» – и тогда вы поймете, что я совсем не хотел вырастить из сына классического учёного.