Карл Витте, или История его воспитания и образования
Шрифт:
Она со временем изменилась совершенно во всех отношениях, и успех в её воспитании был ещё более поразительным, чем с Геркулесом.
‹…›
Примерно через год после этого в Германии меня попросили заняться воспитанием одного шестнадцатилетнего юноши, и его приемные родители впоследствии были чрезвычайно мне благодарны. Приёмный отец с большим трудом смирился с моим категорическим требованием сменить условия и обстоятельства жизни ребёнка, для чего следовало отправить его в отдалённую школу.
Я вынужден был сказать отцу, что разделяю его чувство по отношению к сыну, однако ошибки
Итак, вся эта история, и весь мой опыт воспитателя являются ответом на вопрос: почему я при таких незначительных данных моего сына надеялся добиться столь многого.
Глава 4. Счастливо ли протекала моя воспитательная работа
Для успеха воспитания Карла необходимо было не только хорошее начало, но и успешное продолжение, в то время как всё окружающее было в основном недоброжелательным; даже власти все эти 10 лет и даже более на меня ополчались.
Кода моему сынишке исполнилось 8 лет, о нём начали говорить, хотя мы жили в деревне Лохау неподалеку от Галле в окружении, которое отнюдь не склонно обращать внимание на какого-то ребёнка. Такие вещи гораздо проще проходят в городах, особенно в крупных.
Кроме того, необычное воспитание Карла пало на тот период, когда Европа была потрясена до основания, а наша родина Пруссия практически уничтожена. Я говорю о периоде 1807-08 годов. У людей были совершенно иные интересы. Ужасные обстоятельства, беспокойства, надежды, необходимость помощи, разочарование – тогда думали только об этом. Времена были такие, что это можно было бы простить.
И достижения ребёнка, соответственно, должны были быть очень значительными, даже, возможно, весьма неординарными, чтобы несмотря на все эти эпохальные события обратить внимание на себя. И на него обратили внимание.
Те времена были неблагоприятными ещё и потому, что в обществе царило сильное предубеждение против раннего развития. Такие люди, как Зальцман, Кампе, Трапп много лет выступали против него с энтузиазмом и указывали на бесполезность и вред подобной поспешности, заклеймив его отдельные примеры «парниковым образованием».
Надо признать, что я, будучи их учеником, разделял их точку зрения в этом вопросе и чувствовал себя виноватым, когда видел, что происходит, когда люди как бы следуют моим взглядам – и что из этого получается.
Первые новости о Карле в публичных газетах (письмо неизвестного в «Гамбургский корреспондент», открывшего публике подробный отчет о частном и публичном экзаменах Карла в Мерзебурге [14] ) были восприняты как ложь и бессмыслица. Один учёный
14
Город в Земле Саксония-Анхальт.
Этот период был весьма неблагополучен и потому, что война и её последствия потрясли все основы. Пруссия казалась погибшей навеки. Её жители нищали день ото дня, и мы присутствовали при последних днях монархии, поскольку Лохау был со всех сторон окружен саксонцами. Никакой поддержки ниоткуда быть не могло, и я был вынужден покинуть деревню, дабы Карл не останавливался в своем развитии или того хуже не скатился бы вспять.
На Пруссию рассчитывать было нечего, Франция только тянула, а не давала денег, а Саксония вообще ничего не предпринимала, и я мог оказаться просто в физической нищете, несмотря на то, что у меня был приход и сбережения, и я с семьей жил в относительном благополучии. И всё же воспитание моего сына всё ещё находилось под угрозой. Огромное количество людей опасалось печальных последствий в его отношении. «В свои десять-двенадцать лет бедное дитя умрёт или зачахнет!» – частенько слышал я, и люди говорили это искренне.
Мы переехали в Лейпциг, где сам город и Университет предложили нам приличное жильё, а сыну – отличную стипендию, после чего я смог оставить приход. Разумеется, каждый нормальный человек понимает, что это достижение стоило Карлу многочисленных труднейших экзаменов и коварных проверок.
Так же поступало и правительство Французской Вестфалии. Оно без конца экзаменовало моего сына, причем, с большими подозрениями. Правда, дело кончилось тем, что мне предложили крупную денежную поддержку, регулярно выплачиваемую, даже несмотря на то, что русские сожгли Кассель.
Когда Вестфалия пала, мои покровители и друзья позаботились обо мне и сыне, поскольку Пруссия, моя родина, в течение семи лет методически обкрадываемая и нищавшая, находилась в самом эпицентре сомнительной войны, а Ганновер, Брунсвик и Гессе поспешили заявить, что никакой иностранец не имеет права требовать у них убежища, несмотря на просьбы Вестфалии. И все-таки все три государства заплатили мне необходимые суммы, в которых нуждались и сами, поскольку уверились, что они пойдут на благое дело.
Многие пруссаки из высших классов предлагали мне обратиться к самому монарху. Но времена были столь неблагоприятные, что я долго не решался на этот шаг. Наконец, понуждаемый со всех сторон, я тщательно изучил ситуацию, рискнул – и получил ободряющий и милостивый ответ. Воистину, после тщательной проверки со стороны двора я получил даже больше того, на что рассчитывал. И последние два года мы с сыном провели в Берлине при явных доказательствах благосклонности короля и осыпаемые его милостями.