Карл Витте, или История его воспитания и образования
Шрифт:
Дедушка и вообще не имел склонности к воспитанию, поскольку любил внука безмерно, баловал его, а главное – учил вещам, о которых мальчику вообще лучше было бы не знать, дабы сохранить сердце в чистоте.
В общем, достался мне маленький, болезненный, бледный, пузатый, лукавый пузырь, не имевший не только ума, но даже какого-либо понимания, ни желания учиться чему-либо, да ещё и полный страха передо мной, его учителем, ибо его дед весь последний месяц, если хотел чем-либо пригрозить, говорил ему:
– Вот, подожди, приедет господин Витте, он тебе задаст перцу!
Вдобавок
Поэтому я поначалу почти совсем не понимал, о чём он говорит, а мальчик понимал меня и того меньше.
Однако наибольшим злом было то, что Геркулес верховодил над своими младшими сестрами и помыкал бедным чужим малышом, которого его дед привёл ему в товарищи для игр и который не имел никакой возможности ни ответить на обиду, ни даже, если бы и набрался храбрости, пожаловаться.
Найдя мальчика во всех отношениях испорченным, я сказал, что в первые три дня ничего не буду делать, но только – наблюдать.
Затем я добился у его родителей и бабушки с дедушкой согласия на беспрекословное послушание и на полное их позволение мне действовать с мальчиком таким образом, словно я его настоящий отец.
Едва только Геркулес просыпался, он должен был тотчас покинуть постель; и я караулил этот момент, читая какую-нибудь книгу. До этого мальчик обычно проснувшись оставался валяться в постели еще час. Он ел там, пил, скучал, тянул время, и всё это совершенно непонятно чего ради. – Ах, какой невыразимый вред приносит это валяние в постели.
Раньше слуга ни на чём не настаивал, иначе ему за это попадало. Мальчик почти никогда не умывался. Теперь я помогал ему одеваться, но – с каждым днём всё меньше, ибо вскоре ему следовало делать это самому. Я каждое утро мыл с мылом рядом с ним лицо, полностью руки и шею, и при этом объяснял ему большую пользу и необходимость этого. Он очень скоро начал следовать мне в этом и стал чувствовать себя значительно лучше.
Семейный завтрак представлял собой способ принятия пищи, при котором сидящий рядом с дедушкой Геркулес обыкновенно ел чересчур много. Теперь же он должен был сидеть рядом со мной и съедать только то, что необходимо. Через два три дня он и сам стал чувствовать, что вполне сыт.
Сразу после завтрака, если погода позволяла, мы выходили из дома и шли так далеко, насколько только он был в состоянии. В пути я развлекал его, стараясь, чтобы прогулка была нетяжелой и приятной. И таким образом я со временем достиг того, что мы стали совершать с ним очень продолжительные прогулки.
Ранее он не пил ничего, кроме вина и кофе, изредка чай. Теперь же он не пил почти ничего, кроме чистой воды.
В обед, на котором подавали до десяти блюд, он съедал не более двух и притом наиболее простых.
После обеда мы снова выходили из дома и опять шли так далеко, как только он мог. Если же было очень жарко, обычно дожидались вечера и возвращались домой только к ночи.
Мы с ним обсуждали всё, что встречалось нам
Когда мы вечером возвращались домой, я занимал их до еды или раскладыванием растений, или упаковкой минералов, или разглядыванием картин, или рассказыванием поучительных историй, или чтением забавных анекдотов. И за ужином Геркулес съедал из пяти подаваемых блюд лишь одно, поскольку был уже достаточно уставшим, и ему хотелось пойти спать.
Этот образ жизни быстро привязал ребёнка ко мне, поскольку он совсем избавился от скуки и чувствовал себя постоянно здоровым и веселым, а очень скоро и значительно более сильным. И поскольку я не уступал ему в упрямстве, он достаточно быстро вполне осознанно отказался от проявлений своеволия, что ещё более способствовало обретению им бодрости.
Через несколько месяцев стал он стройнее и немного подрос, глаза начали светиться, а на щеках появился румянец. Он ел с прекрасным аппетитом и спал как убитый. Кто-то даже заметил, что он стал умнее и понятливее, а особенно – послушнее.
Я начал приучать его к регулярным занятиям. Сначала понемногу и только перед обедом, особенно когда было очень жарко на улице. Поскольку его духовные и физические силы значительно окрепли, и прогресс был очевиден, у него у самого возникло желание учиться. Он даже требовал занятий и делал всё очень легко и быстро, чему его родители и родственники очень радовались. А его дедушка как-то заметил мне, что я смог настолько привязать к себе его внука, что легко побуждал его к строгому порядку, усердию и нравственному поведению.
Родители полюбили меня и относились ко мне как к родному брату, а родственники и друзья дома выказывали мне своё уважение и дружбу порой очень трогательным образом.
‹…›
Почти четыре года занимался я воспитанием мальчика, потому что когда я через восемнадцать месяцев хотел покинуть Швейцарию, меня самыми щедрыми предложениями удержали еще на два года.
Геркулес всё это время счастливо продвигался вперёд. Следующий его воспитатель совершенно следовал моей системе. Потом наш ученик выделялся своими способностями в военной школе, стал превосходным офицером и до самой смерти пользовался в полку высочайшим почётом и любовью.
Как счастлив я был, видя впоследствии прекрасного человека, выросшего из уже в семь лет совершенно испорченного мальчика. Эта история и мой прежний опыт воспитателя натолкнули меня на мысль о том, сколь многого можно достигнуть, если заниматься воспитанием и образованием ребёнка с колыбели.
Среди братьев и сестер Геркулеса, когда я пришёл к ним в дом, была ещё сестра примерно на год его старше. Она была хорошенькой, но тоже, естественно, испорченной. Она также впоследствии доставила мне много радости, так как я при всякой возможности урывал хотя бы четверть часа, чтобы позаниматься и с Перпетуей (так её звали).