Карми
Шрифт:
Над Карми еще черной тучей висело обвинение в святотатстве и смуте, но от этого, полагала Карми, она сумеет отвертеться.
— В силах ли человеческих расплавить алтарь в Колахи? — вопросила она Высочайший Союз. — В силах ли человеческих расшвырять огромные камни по всему храму?
Кэйве поперхнулся гневом. Ирау насторожился. Марутту откинулся на спинку кресла и положил руки на подлокотники.
— Нет, — сказала Байланто. — Это не под силу человеку.
— Миттауский меч я в руках держала, — признала Карми, — этого я не отрицаю. И когда он попал в мои руки, я спросила
— А как попал в твои руки меч? — спросил Марутту. Карми опустила глаза.
— Мне… трудно сказать, — проговорила она медленно. — Я вдруг посмотрела — а он лежит у меня в руках. Мне трудно сказать, — повторила она и вскинула пронзительно-синие глаза на Марутту.
Принцу стало не по себе.
— В Колахи не было миттаусцев, — добавила Карми.
«О святые небеса!» — До Ирау дошло наконец, что он на волосок от войны с Миттауром. Марутту, однако, пограничные конфликты волновали мало, Миттаур не был ему соседом.
Ссылка… Ссылка, не больше! Карми торжествовала победу. Однако же со знаком Оланти и местом в Высочайшем Союзе надлежало проститься.
— Будьте свидетелями, господа, — проговорила Карми. — Я уступаю свое место в Высочайшем Союзе и право на знак Оланти и клянусь святыми небесами в этом.
Марутту тронул руку Ирау, тот, опомнившись, осведомился:
— Кого же ты выбрала себе в преемники?
— Преемником своим назначаю Томаса Кенига, сына Эриха Кенига, называемого также Руттулом. Он самый близкий мой родич, — пояснила Карми.
Кэйве охнул, схватившись за сердце.
— Разве у Руттула есть сын? — спросил Марутту.
— Незадолго до того, как Руттул попал в Майяр, у него родился сын, — проинформировала Высочайший Союз Карми. — Когда он или его наследник, назначенный в соответствии с законом, приедет в Майяр, он получит мой Оланти.
— Это бесчестно! — взвился Кэйве. — Отдавать Оланти чужаку? Невозможно!
— Почему? — возразил, еле сдерживаясь, Марутту. — Все законно, тут не к чему придраться.
«Ну что ж, госпожа моя, сама напросилась», — думал Марутту. Он решил применить все свое влияние, чтобы ссылка проходила на как можно более унизительных условиях.
Сильно ограничить свободу Карми ему не удалось. Марутту, впрочем, сумел-таки определить местом пребывания Карми замок Ралло — как место, где ее жизнь будет подвергаться ежечасному контролю. Однако Байланто выговорила более сносные условия для опальной принцессы: госпоже Оль-Лааву позволялось покидать Ралло, но не более чем на две недели. Если бы не Кэйве, удалось бы выговорить и полный месяц, но тот, прикинув расстояния, встрепенулся и запротивился — уж очень ему не хотелось как-нибудь встретить Карми в Кэйвире. Относительно же посещения Карми восточных окраин своего княжества он возражать не стал: в этом пустынном краю, где практически не было дорог, Карми могла странствовать сколько ей заблагорассудится.
Карми, не говоря ни слова, поглядывала на высоких принцев.
Волна радости захлестнула Карми. С пеленок въевшаяся в душу княжеская привычка сдерживать свои чувства спасала ее, заставляя сидеть с невозмутимой, заносчивой физиономией и деланно-равнодушно переносить взгляд с одного высочайшего принца на другого, но чувствовала Карми, что долго ей не продержаться.
На ее счастье, теперь, когда она отреклась от Оланти, ей не нужно было оставаться в зале после того, как утвердили приговор. Принцы остались решать другие дела, а Карми, торжествуя, покинула Зал Собраний вместе с Логри.
В приемной отдельной от всех прочих группой расположились хокарэмы. От них никто не требовал соблюдения приличий, и они валялись на мягком ковре или подпирали спиной стены, обтирая грубыми куртками нежные гобелены.
При виде своей госпожи Стенхе вскочил, но Карми подошла и вольно села на ковер.
— Теперь я не высокая госпожа, а просто высокорожденная, — сообщила она, смеясь.
— Примите мои соболезнования, — отозвался бойкий Тхаур, хокарэм молодого Горту.
— Лучше бы поздравил, — возразила Карми весело. — У меня ведь жизнь будет куда проще.
Смирол, не меняя легкомысленной улыбочки, тихо спросил Логри:
— Неужели все обошлось?
— Выкрутилась, — шепнул Логри. — Ей присудили ссылку.
— Ты не возражал?
— Нет, — отозвался Логри. — Почему я должен возражать?
— Ну держись теперь, замок Ралло, — усмехнулся Смирол.
— Что ты имеешь в виду? Смирол не ответил.
— Что ты имеешь в виду? — повторил Логри.
— Увидишь, — сказал Смирол. — Ты впускаешь лису в курятник.
Логри пока так не считал. Он видел там, в Зале Собраний, хрупкую девчонку, отчаянно боровшуюся за жизнь. Ее действия вызывали уважение, хотя и не были безупречными как по замыслам, так и по исполнению. Опасности от нее для замка Ралло Логри не предполагал. Что она может сделать против сплоченного клана хокарэмов?
И ее презрительный отзыв о хокарэмах, который прозвучал вечером в Пайер-Орвит, не насторожил его.
— Неужели ты полагаешь, — сказала она Логри в присутствии Стенхе и Мангурре, — что оттого, что вас называют «восьмым княжеством Майяра», вы перестаете быть рабами? Вы рабы больше, чем забитые бедняки, которых вы так презираете. Вас боятся все сословия, с вами считаются высокие принцы, но что стоят ваши знания и умения, если вы, по сути, не идете далее покорного служения майярским государям?